"Анатолий Маркуша. Большие неприятности" - читать интересную книгу автора

сказать что-нибудь ошеломляюще остроумное и неожиданное. Поди плохо?!
Текст приветствия готовить заранее я, разумеет ся, не стал: понадеялся
на вдохновение. Склонность к импровизации - моя врожденная слабость.
И вот скалка прижата к прутьям, я бодро пере шагиваю через ограждение,
дергаю, проверяя ве ревку на прочность, и осторожно спускаюсь...
Под ноги не смотрю. Краем уха слышал: боязнь высоты приходит через
материальную связь с землей, когда видишь ствол дерева, стену дома или марши
парашютной вышки. Но, пока эта связь не попадает в поле зрения, человеку все
трын-трава: страха нет!
Действительно, страха не было. Немного жгло ладони...
На балконе четвертого этажа, не замеченный никем, я отдохнул и стал
спускаться дальше. Ладони начало жечь сильнее. А чуть позже пришел страх:
веревка кончалась, ноги уходили в пустоту, а до Наташиного балкона
оставалось еще сколько-то... и тут, чтобы узнать, сколько, я глянул вниз...
Отвага моя мгновенно иссякла, будто выключи лась.
Правда, я успел цыкнуть на себя, собраться и сообразить: если слегка
качнуться и в тот момент, когда стена пойдет навстречу, разжать руки, я
непременно окажусь на балконе, а не пролечу без пересадки мимо...
Решение было правильным и единственным.
Однако мне пришлось качнуться раз, и два, и три, прежде чем хватило
силы разжать пальцы, и не слишком грациозно приземлиться на чужом балконе.
Что последовало дальше?

Теперь уже трудно восстановить подробности в их строгой, логической
последовательности, но все же...
Балконная дверь оказалась закрытой. Я попро бовал ее открыть, и сразу в
голову стукнуло кошмарным женским визгом - не криком, именно пронзительным,
вибрирующим визгом. Что-то бе лое, очень неодетое мелькнуло перед глазами...
Не сразу дошло: то была потревоженная Наташина мать.
В следующее мгновение меня сгребли две здоро венные клешни-ручищи, и
взрывающийся гневом низкий голос, возможно, это был Наташин папа, потребовал
объяснений: кто я, откуда и для чего явился?
Самым невозможным было объяснить: для че го?.. Действительно, а для
чего?
Меня ругали и срамили, срамили и ругали. Водоворот слов долго не
утихал: потом, как мелкого воришку, повели из Наташиной квартиры на пятый
этаж, к родителям...
Там повторилось все сначала: зачем, для чего?
Слова, слова, слова секли, словно град. Странно, я все отчетливо
слышал, все решительно понимал и соглашался: говорились исключительно
справед ливые вещи. Конечно, мой поступок "нельзя было расценить иначе, как
припадок чистого безумия". Только ни одно слово не пристало ко мне. Слова,
как и положено градинам, били и отлетали, били и отлетали. Оставалась ли
боль? Пожалуй, но нена долго.
А Наташа?
Удивительно - во всем происходившем Наташа участия не принимала. Или ее
не было дома? Или это дефект моей памяти, только, как вела себя в балконной
истории Наташа, хоть застрелите, не вспоминается.
Словесный поток не иссякал долго и завершился неожиданно. Мне было
велено явиться в директор ский кабинет - это ко всему еще! Идти, естествен