"Анатолий Маркович Маркуша. Щит героя " - читать интересную книгу автора

Признаюсь в давнишней слабости - много лет я собираю и бережно храню
географические карты. Для непосвященного карта что? - пестрый лист плотной
бумаги, прорисованный голубыми венами рек, забрызганный кляксами озер,
залитый морями и океанами, процарапанный тоненькими линиями шоссейных
дорог. Непосвященному карта мало что говорит: Волга впадает в Каспийское
море; Эльбрус возвышается над уровнем океана на 5642 метра; в Сибири лесов
много, а в Средней Азии лесов нет...
Для человека посвященного картографические знаки превращают карту в
живого собеседника, собеседника, способного и обрадовать, и огорчить, и
многое напомнить. Карты помогают думать, учат любить землю, они вселяют
тревогу за судьбы людей и мира...
В тот вечер передо мной лежали карты центральной части России, и я
медленно <продвигался> от Владимира к Москве, стараясь проследить путь,
которым прошла, проехала героиня моего будущего очерка. Взгляд мой
скользил по извивам Оки и Клязьмы, по убывающим зеленым массивам, по
четким квадратикам торфяных разработок, пока не достиг причудливого,
расчлененного на многоугольнички с ответвляющимися во все стороны лучиками
дорог изображения Москвы.
- В Москву, - кругло обкатывая <о>, рассказывала Анна Егоровна
Преснякова, - я пришла из деревни. Все молодые девчонки тянулись в город.
И неудивительно: Аксеново наше без электричества еще существовало, без
клуба, и нам казалось - город все равно что рай!
Рассказ Пресняковой я записал почти дословно. И занял он две тетради.
Но живая запись всего лишь материал, из которого надо еще строить.
Было поздно, когда я решил сложить карты и закончить работу. И тут на
глаза мне попался потертый, местами даже почерневший лист полетной
пятикилометровки, лист Сталинграда.
Полустершимся простым карандашом были на листе этом отмечены
артиллерийские позиции, жирно охвачены красным взятые в окружение части,
крестами перечеркнуты полевые аэродромы. Это была старая карта моего друга
и командира. Теперь Пепе - так звала его вся наша воздушная армия - уже
нет в живых. А карта вот жива...
Ко мне эта пятикилометровка попала уже после войны. Петя подарил.
- На, держи на память, - и написал на верхнем обрезе листа: <Человек
должен стремиться вдаль>. - Когда-нибудь в музей сдашь. Еще и заработаешь.
Говорят, за ценные экспонаты большие премии дают.
Теперь я смотрю на потраченный временем сталинградский лист и вижу не
карту - Пепе. Он был светлоголовым, летом волосы его выгорали чуть не до
седины. Он был плотным, каким-то очень прочным человеком. И летал он как
птица, и в полку никого больше так не любили, как Пепе. Хотя характер был
у него далеко не сахар - взрывной, вспыльчивый, самолюбивый. Ему многое
прощали за смелость, а еще больше за честность. Пепе был из тех, кто
умрет, но не обманет, на куски даст себя разорвать, но не предаст.
Мне ведь совсем не о том надо думать, очерк-то предстоит не о Пепе
писать, а об Анне Егоровне Пресняковой, но выпал из пачки старых карт
сталинградский лист и повел меня совсем в другую сторону.
Неохотно складываю карты. Ложусь и долго не могу уснуть.
Видится Пепе. Он взлетает по тревоге, не успев надеть шлемофон, и его
мягкие светлые волосы треплются, будто пламя на ветру. Он энергично