"Георгий Мокеевич Марков. Завещание (Повесть) " - читать интересную книгу автора

показались слезы, и она с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Этот
необычный вечер, этот разговор с малознакомым человеком размягчили ее
душу, отодвинули куда-то вдаль все заботы, которые поглощали и время и
силы без всякого остатка и к концу дня сваливали ее с ног для короткого и
безмятежного сна.
Когда ужин был закончен, альбом просмотрен, а посуда со стола собрана
и перемыта, Калинкина сказала:
- Значит, так, Михаил Иваныч: ложитесь спать. Кровать в горнице. У
меня еще дел полно в конторе: во второй бригаде два мешка семян украли, не
то свои, не то приезжий прихватил. Появимся мы с тетей Грушей утром. Не
вставайте рано. Вам спешить некуда... Дверь я захлопну, но она открывается
отсюда. Ключ у нас есть.
Через несколько минут Калинкина и тетя Груша ушли. Нестеров перенес
керосиновую лампу в горницу, осмотрел ее простое убранство, состоявшее из
шифоньера с зеркалом, круглого стола, пяти стульев, книжных полок в
простенке, забитых книгами, железной широкой кровати с никелированными
шарами у изголовья и пышными квадратными подушками.
Нестеров погасил свет, лег в постель, но уснуть долго не мог. В окно
заглядывал месяц, перемигивались звезды, слегка позвенькивали о стекло
качавшиеся от ветерка ветки палисадника. "Вот тут, видно, на этой кровати
и началась и кончилась ее супружеская жизнь", - думал он, вспоминая весь
свой разговор о Калинкиной.


10

Утром Калинкина сообщила Нестерову решение "совнаркома": вместе с ним
на заимку Савкина поедет она. В путь отправятся завтра рано утром верхами
на колхозных конях. Других дорог нет, кроме реки. Но на лодке по ней
дальше в пять раз. Можно было бы выехать и сегодня, однако вторая бригада
только к вечеру закончит сев пшеницы, а она сама должна проконтролировать
качество произведенных работ. Чтобы день Нестеров не скучал, на крыльце
удочки, черви в банке. На озере под тальниковыми кустами бывает хороший
клев. Берутся и окуни, и чебаки, и щуки.
Вечером в том же составе - Калинкина, тетя Груша и он - ели уху из
свежей рыбы, добытой Нестеровым. Переночевал он в той же комнате, на той
же широкой кровати.
А на рассвете в комнату тихо вошла Калинкина. Нестеров уже проснулся
и слышал ее легкие шаги. Она с минуту стояла, прислушиваясь, потом
вздохнула и почему-то шепотом позвала его:
- Михаил Иваныч! Вставайте! День будет жаркий, проехать бы побольше
по холодку.
Он помолчал, притворно зевнул, посматривая на нее сквозь прищуренные
веки, удивился, как она хороша в белом просторном платьишке, на босу ногу,
с прекрасными черными волосами, не собранными еще на затылке, сонно
сказал:
- Встаю, Дуня... встаю, Евдокия свет Трофимовна.
Ему захотелось прибавить к своим словам какие-то более нежные слова,
вроде: "Встаю, ненаглядная Дуня", - но в последний момент он придержал их.
Поднявшись с подушки и помахав перед собой здоровой рукой, он сказал о