"Сергей Марков. Рыжий Будда " - читать интересную книгу автора

ночлег?
Помню дальше, смотрит он на меня, и как всегда улыбка на щеке у него,
как паучок, бегает.
- Русский брат! Мы с тобой не только оружие держали. Помнишь, как ты
мне посоветовал монголам плуги дать и русскую обувь заводить?
Действительно, настоял я тогда на том, чтобы после необходимого
пролития крови великий воитель прославил себя и добрыми полезными делами.
А мой новый знакомый способен ли на добрые и великие дела?
Конечно, нет! И поэтому люди такие, как он, могут лишь злодеями быть.
Злодей, с тоской в груди, опасней всего на свете, хуже всякого убийцы,
который из нужды ближнему своему брюхо распарывает.
Поэтому и Джа-Ламе, великому проливателю крови, я все жестокости
прощаю. Но вот моего нового знакомого в тот день я никак простить не мог.
- Нечего сказать, хороший буддист, подающий руку насилию.
Великое заклинание буддистское говорит: "ом-мани-па-дмэ-хум", и значит
это: "О, ты, сокровище, покоящееся на лотосе!"
Разве может божество на лотосе запятнать себя кровью, и разве лотос
растет средь кровавых луж?
Боюсь я, что над суждениями моими посмеется образованный читатель, ибо
опять повторяю, учен я на медные деньги, на медные деньги труды наших
писателей покупал, а читал их в седле, гоняя купеческие гурты по пустыням
Монголии, а также Западного Китая.
Итак, тороплюсь я кончить эту запись и хочу только сказать, что сделана
она для того, чтобы показать будущему моему читателю, какие бывают люди,
которых и земле тяжело носить.
Всем известны мои взгляды на право отнятия жизни, но тут я должен
сказать с болью в сердце, что такие люди, как помянутый много раз здесь
офицер, жить на земле не могут и даже не должны. Их сама судьба порешит, а
если этого долго не будет, то, простите, и я при всех своих взглядах сам
пошлю смерть ему. От этого чудесные весы справедливости всей вселенной
содрогнутся лишь на минуту, а после пребудут навеки в благодетельном
спокойствии.
Где сейчас дикий герой записи моей? С тех пор, как уехал он со станции
почтовой в степи и в седло сел, не слышал я о нем ничего. Чем тешит он
безумное сердце свое и где и какой ценой, может быть, могилу себе нашел?
Сейчас снова великие бедствия черным крылом осенили мою вторую родину,
Колыбель Народов, великое сердце вселенной... Сердце это не должно
остановиться, не засушат его великие пески, и укажем мы отсюда Востоку -
Тибету, Индии и другим странам новый великий и ясный путь..."
Тихон Турсуков положил на минуту перо и задумался; дожидаясь опять,
когда высохнут чернила новой страницы.
Турсуков писал черной жирной тушью; ряды острых, как вороненая сталь,
слов радовали его своей стройностью.
Турсуков думал, что эта стройность совпадает со строгим течением его
мыслей. Он тихо барабанил пальцами по столу, дул на исписанный лист, помогая
туши сохнуть.
Толстые жилы на его шее бились спокойно и ровно.
Вдруг Турсуков прислушался: ему показалось, что кто-то застучал в окно.
Стук повторился, он был отрывистым и осторожным. Вслед за этим на окне вырос
силуэт конской головы, руки, державшей натянутый повод.