"Дан Маркович. Остров" - читать интересную книгу автора Остров выдержать трудно, что останется от меня, подумай... Во мне зверь
сидит, зверюга, я сам его произвел, он ест меня и причмокивает, каждое утро сквозь хрипы в груди слышу это чмокание... Что останется, ты подумал, что останется? Вещи, дети? А я где? Где я был вообще?.. Что выросло, укоренилось, произрастает на моем Острове?.. Никому не понять, всем чуждо и смешно!.. Зачем я жил, что останется от еще одного состояния в мире, еще одного клочка жизни и страха? Нигде и ничто не останется. Остров уходит под воду, уходит... Эти горячечные разговоры стали моей частью, а я... продолжал мечтать о тишине, покое, о своем месте... 5. Он уже совсем угасал, редко приходил в сознание, и вдруг с утра бодрый, свежий, сидит среди подушек, ест кашу... Вот она, память, одно предательство!.. Он полусидел, почти скелет, черный пустой рот, высохший язык... он давился кашей, после каждого глотка раненой птицей вытягивал шею, смотрел на что-то впереди себя, видное только ему. Лампа чадила, огонек жадно хватал и поглощал воздух, который торопливыми струями втягивался в пространство, ограниченное светлым стеклом, над входом трепетал и плавился, дрожал, мерцал, и только оставался незыблемым раскаленный круг стекла, край, заколдованный ход сквозь время. - Так что же все-таки остается?.. Я не хотел причинить ему боль, но мне нужно было знать, и только он мог пытался поверить в бога, в сверхъестественное существо, которое якобы произвело нас, и властвует, определяет всю нашу жизнь, говорят, оставив нам свободную волю, но какая же тут воля, где она свободная, ей места в жизни нет, рождаешься не по своему желанию, и умираешь - вопреки ему тоже... Вера же, возникающая от страха перед жизнью и смертью, меня только отталкивала и унижала. И я готов был согласиться с бессмысленностью существования, но все-таки вопрос теплился - что же останется, здесь, на земле, иное меня никогда не волновало. Там, где я - не единый, весь, с моими костями, мясом, страхом, грехами, угрызениями, болью, гордостью... там продолжения быть не может, урезанные эти радости, розовые, бестелесные, лживы и не интересны, равносильны смерти. И я все чего-то добивался от отца, стараясь пробиться сквозь оболочку горечи и страха, все эти его "нигде, ничто не останется..." Он долго не отвечал, потом поднял на меня глаза, и я увидел, как белки возвращаются из глубины, из темноты, куда опустились... заполняют глазницы, угловатые дыры в черепе, обтянутом желтоватой износившейся кожей... цвет взятый природой из старых голландских работ, где впаяны в грунт тяжелые свинцовые белила... - Останутся - листья, вот! Он выкрикнул, и мгновение подумав, или просто замерев, потому что вряд ли ему нужно было думать, высказал то, что давно знал: - И трава. И еще стволы деревьев, хотя им гораздо трудней, они уязвимы. |
|
|