"Дан Маркович. Монолог о пути" - читать интересную книгу автора

отношения на людях были сдержанными. Кое-что я узнал по письмам отца к
матери, в которые как-то заглянул - они были полны неподдельной нежности...
У нас дома не было принято рассказывать о прошлой, довоенной их жизни, а
значит и спрашивать. Я старался догадаться сам, эта черта осталась у меня.
До взрослых лет я ничего не знал о первой жене отца, и о первом муже матери.
Я думаю, мать удивилась бы, если бы я спросил. Однажды она показала мне
пожилого толстого еврея - "это мой первый муж..." История жизни отца еще
более закрыта для меня. Четыре пятых ее к моменту моего рождения было уже
прожито, он ездил по Европе, учился в Германии... Война разделила их жизни
на две части - до и после - четкие и неравные. Я осознал себя после, о том,
что было "до" мог догадываться по фотографиям, по замечаниям родственников.
Он был невысок, с широкой бочкообразной грудью и большой головой. Спина
и грудь широкие, массивное туловище без талии, широкий таз, сильные ноги. У
него была короткая шея, крупная голова, удлиненное лицо с довольно массивным
подбородком, нос не очень крупный, но мясистый, сильно загнутый книзу.
Волосы на голове темные, в бороде рыжеватые. У него были густые сросшиеся
брови. Такая же голова у трех его сыновей, нос у всех прямей, волосы
меднорыжие у младшего, Саши, самые темные у старшего сына, Руди.
Нет, кое-что я помню... Как он ел - быстро, любил горячую сытную еду,
макароны с мясом, бобы, фасоль, в супе обожал жидкость и часто оставлял
густую часть несъеденной... Как я носил ему на работу две кастрюльки - с
супом и вторым. Он был главврачом, постоянно занят, часто не успевал
приходить на обед. Я смотрел, как он быстро и жадно ест... в комнате с
белыми стенами, с белоснежной ширмой... Я боялся, что треснет стекло на
столе - от неостывшей кастрюли. Он иногда смотрел на меня и улыбался. Трудно
поверить, что он тогда был моложе, чем я теперь, и через несколько лет умер.
Может, когда-нибудь я напишу о нем, об их жизни?.. Но теперь я должен
говорить о том, что важно для меня - о чертах его личности, которые я мог
унаследовать.
Он был слабохарактерный, мягкий, уступчивый человек, совсем не
замкнутый, не сосредоточенный на себе, наоборот - обращенный в мир. Мать
часто повторяла - "Семен мягкий..." - без осуждения, но с оттенком
сожаления. При этом он бывал резок и безумно вспыльчив на мгновение. Дома он
иногда восставал против власти матери, но по мелочам, быстро остывал и
просил прощения за грубость. Он хотел казаться сильным и решительным,
говорил авторитетно, с напором. Ему было очень важно, как его воспринимают,
оценивают окружающие люди. Он старался избегать серьезных столкновений с
властью, начальством, если не считать его вспышек и мелких бунтов, ничем не
кончающихся; после них он страшно переживал, боялся последствий. Он избегал
ставить перед собой вопросы, ответы на которые могли озадачить его,
испугать, заставить изменить поведение... В то же время он был искренним
человеком: компромиссы, на которые ему приходилось идти, вызывали в нем
ярость, страх и уныние, которые, впрочем, быстро проходили. Но если уж его
припирали к стенке, то он собирался с силами. И это дорого ему стоило. В
конце жизни у него были большие неприятности, его выгнали с работы во время
"дела врачей". Он был здоров всю жизнь, и ранняя смерть от инфаркта
результат столкновения слабого, но вспыльчивого взрывного характера со
склочной, нервной и страшноватой послевоенной жизнью.
В нем преобладало интуитивное, чувственное, нерассуждающее восприятие
жизни. Он был непрактичным, часто поступал неразумно, под влиянием чувств,