"Дан Маркович. Монолог о пути" - читать интересную книгу автора

всем на свете с самых общих позиций физики, а те разговоры, которыми
занимались проза и поэзия, казались мне теперь слишком туманными.
Было еще одно соображение в пользу медицины, как потом выяснилось,
совершенно ошибочное. Врач знает человеческие "тайны", а я стремлюсь к тому,
чтобы узнать людей, жизнь, и медицина мне в этом поможет.
И я поехал в Тарту, легко поступил на медицинский факультет, потому что
был "золотым" медалистом. Это был мой первый самостоятельный шаг в жизни.
Одновременно возникло мое первое серьезное расхождение с матерью.


2

Я уже говорил, что ее влияние на меня было чрезвычайно глубоким. Все,
что она хотела мне передать, она передала. Это не стоило ей больших трудов -
почти все находило во мне моментальный отклик, я был похож на нее. И потом,
когда я перестал ей доверять, то даже не замечал, что по-прежнему повторяю
ее мысли и рассуждения, так они впитались в меня. В своем воображении,
детском, я лишал ее обычных человеческих слабостей, а когда увидел в
истинном свете, то был поражен и, конечно, разочарован.
Так вот, Рената... С нее началось мое разочарование в матери. Она была
дочерью маминой знакомой, они вместе лечились в санатории. Отец Ренаты
немецкий коммунист, еврей, сидел в то время в нашем лагере, а мать,
расчетливая и холодная женщина, и очень жизненно крепкая, сошлась с одним
инженером и уехала к нему в Таллинн. Рената считала этого человека своим
отчимом.
Он остается для меня загадкой. Помню его комнату, рояль, книги,
потретик Бетховена на стене... Это был первый по-настоящему интеллигентный
человек, который оказался в поле моего внимания. Я почти не разговаривал с
ним. Меня поразили книги - они были другие. Кем увлекалась моя мать? Дома у
нас царили Ремарк, Фейхтвангер и Кронин, за ними шли Хемингуэй, Г.Манн и
А.Цвейг, из отечественных мать обожала Паустовского. Этот человек читал на
разных языках совсем другие книги! Уже знакомые мне Ницше, Шопенгауэер, то,
что я просматривал, не могу сказать - читал. Неизвестные Соловьев,
Бердяев... Кафка, Джойс... Странно, что я до сих пор это помню, ведь не было
ни разговоров, ничего, только его комната, рояль с оставленными нотами,
книги, портрет на стене... Бывает, особенно в молодости, что нужно просто
увидеть краешек более глубокой жизни, почувствовать или вообразить другую
возможность, новый масштаб.
Не буду писать об отношениях с девочкой. Не помню почти никаких
разговоров, хотя их было много. У нее сложились нелегкие отношения с
матерью, отчимом. Как я к ней относился? Главное, передо мной открылась
целая область отношений, ощущений, состояний - новая сфера внутренней жизни.
Это меня поразило больше всего. И другой, простой ответ - я был увлечен ею.
Все действовало вместе - непрерывное напряжение чувств, и этот дом их, вид
из окна на заросшую темно-зеленой травой Таллиннскую улочку... вокруг
пустынно, тихо... их балкон... у нас не было балкона... уверенность, что
можно каждый день придти и тебя ждут... Мало что помню, но я впитал в себя
эту историю всеми порами, она как бы рассосалась во мне, исчезла, но все
слегка сдвинула, изменила.
Я знал только свое чувство, ее поведение было мне непонятно. Мотивы,