"Дан Маркович. Монолог о пути" - читать интересную книгу автора

И в то же время он был устроен более органично, чем я. Он жил чувствами
и не должен был, как я, "подводить базу" под свои поступки. Он, правда,
любил поговорить, порассуждать, но его логика всегда хромала. Он был
вспыльчив, криклив - и не пытался себя сдерживать. Он, по своему характеру,
был целен и непротиворечив, все дело в "программе", которая была в него
заложена - он не сумел избавиться от нее.
Руди, мой старший, сводный брат, от отца унаследовал в основном
внешность. Он рассудителен, энергичен, суетлив. Очень деловой, крепко
стоящий на ногах человек, вросший в жизнь. Но намеки на отца все-таки есть.
Иногда я чувствую за всей его суетой искренний азарт и в общем-то
непрактичность, прикрытую видимостью умелости, хозяйственности. Он как бы
все время играет в жизнь, как в игру с твердыми правилами, которые надо
соблюдать. Несмотря на свою энергию, он не преуспел: не богат, не добился
успеха ни в науке, ни в медицинской практике. Он всю жизнь подвизался в
областях медицины, где масса теорий и никакой ясности - кожа, психика,
профилактика, баня, курсы по сексологии... В разговорах с ним, я чувствую,
что он плохо понимает собственную жизнь, и, несмотря на видимость активного,
разумного отношения ко всему, плывет по течению. Просто он сильней
барахтается. Такое барахтанье без ясного понимания своих целей ничего не
меняет - все равно тебя несет, только к тому же барахтаешься, вот и все
дела.


8

Всю ответственность за мое воспитание взяла на себя мать. После смерти
отца изменилась ее жизнь. Она и при нем была главной в семье, теперь она
стала главной вдвойне. Больная слабая женщина. Но в ней была большая
внутренняя сила. Печально, что ей ничего не удалось сделать в жизни, кроме
как воспитать двух детей. Она считала, что со мной ей больше повезло, хотя
наши отношения к концу стали тяжелыми.
Ее, конечно, озадачивала моя постоянная погруженность в себя. Этого не
было ни в ней, ни, тем более, в отце. Но во всем остальном я только радовал
ее - я был умненьким, послушным, разумным, целеустремленным... Все главные
переживания я держал в себе, а когда вылезал из своей скорлупы, то вел себя
вполне предсказуемо. Я понимал с малых лет, что правила лучше выполнять,
тогда от тебя быстрей отстанут. Я не был сообразительным, практичным, с
умелыми руками, какой была она. "Это в отца..." - она говорила. Она все
могла сделать руками, а отец и гвоздя-то забить не умел. Но с этой моей
неспособностью она легко смирилась. Мне кажется, ей это даже нравилось
"похож на Семена, такой же безрукий..." Что касается моей постоянной
отвлеченности от текущей жизни, моей непрактичности... она вздыхала, но
всерьез не расстраивалась. Она уважала высокие жизненные цели, а мелкое
мещанское копание презирала.
О необходимости как-то приобщать нас к искусству - музыке, рисованию
никогда не вспоминали. После войны отец прожил шесть лет, и эти годы были
наполнены борьбой за хлеб, болезнями, страхом. Наверное, было не до
искусства. В школе я учился вместе с сыновьями военных и инженеров, людей,
которые приехали в Эстонию из России после войны. Интеллигентов среди них
почти не было. Мои одноклассники, которые получили образование, почти все