"Дан Маркович. Жасмин (Повесть)" - читать интересную книгу автора

звериный?.." По запаху многое можно сказать, нюх, наверное, мне вместо ума
даден. Тот парень был злой, ершистый, даром что невелик ростом, и мне стало
не по себе, я старался не встречаться с ним глазами, так лучше, может, у
него пройдет. А он не успокаивается - "дворник, говно... " не люблю
повторять, ты говоришь, эти слова лишние, и без них можно любую мысль
сказать, а еще, ты меня всегда учил, - "никакого интима..." Нет, в жизни
может быть, но говорить не надо, каждый сам переживает. "И тебе нельзя
сказать?" - я как-то спросил, мне было лет шестнадцать. Ты подумал и
отвечаешь - "мне можно, но в общих чертах, а подробности оставь себе". Я и
не думал говорить подробности, но иногда говорил, помнишь, например, про
Наталью с седьмого этажа, но это успеется, потом... Тут другое дело, просто
грязь и ругань, а потом он подскочил и толкнул меня в грудь. Он был гораздо
ниже меня, но плотный, быстрый, и знал, куда бить, чтобы больно, а я никогда
никого не трогал, ты знаешь. Я не могу, сразу представлю себе, будто меня
самого бьют... А здесь и представлять нечего, вот тебе налицо, те двое,
другие, говорят ему "брось", а он еще злей стал, ударил меня в шею, так
быстро и ловко, что я задохнулся и сел на снег. Тогда он еще ногой в грудь,
не так больно, но я упал на спину, потом сел... и не могу встать, ноги
заплелись, действительно, скользко, это я виноват, а как получилось, могу
объяснить: температура за ночь не упала, как обычно, а пронесся теплый
воздух, разогрел, подтопил снег, потом подморозило к утру, а я эти
климатические беспорядки прозевал, спал крепко. До этого вечером засиделись,
ты рассказывал про Белый дом, как вы его зашищали, я после таких историй и
сказок волнуюсь, а потом сплю крепче обычного. Я спросил еще, стоило ли
защищать, если потом получилось, ты сказал "хреново..." Ты подумал, и
говоришь - "все-таки стоило, иначе еще хуже стало бы... Хотя мы дураками
были, но без дураков жизнь остановилась бы..."
Я не согласился, но промолчал, потому что сам дурак.
Так вот, ноги... не могу встать, а рядом лопата, и я потянулся, чтобы
взять, опереться, а они подумали, я буду их лопатой бить, она действительно
опасная, от Сергея, дантиста-хроника осталась, окована толстым жестяным
листом, страшное оружие. Они быстро оттащили этого, злюку бодрого, и ушли,
он еще что-то кричал, но я уже не слышал. Малов, мне обидно стало, но я
чувствовал, что виноват, понимаешь, потому что не все сделал, как надо,
случайно получилось, но не сошло мне, человек упал. Он, я думаю, неправ,
нельзя драться, но я об этом тогда не думал, это его дело, пусть он неправ,
но и я неправ тоже, оказался разгильдяй, как ты меня нередко ругаешь за
квартиру, "живешь как зверь, может, в угол плюешь?"
Они ушли, я встал, и не знаю, что делать, вдруг кто-то смотрел в окно,
видел, а я хотел поскорей забыть, было - и не было. Но отрава уже внутри,
стало нехорошо, горячо, я хотел к тебе подняться и не мог, пошел в
дворницкую.

x x x
Я всегда сюда приходил, когда муторно, страшно. Я не видел, какой из
такого дурака, как я, может получиться взрослый человек, чувствую, для меня
нет впереди ничего, все другие люди сильней и быстрей меня, и, главное,
всегда знают, что хотят. Особенно его злоба меня убила... и он не
сомневался, что прав!..
В дворницкой на большом столе, называется физический, он линолеумом