"Дан Маркович. Белый карлик" - читать интересную книгу автора

Он смешливый был парень.
Да, приезжали ко мне из части, рассказывали, что был еще налет, похоже,
та же банда. Жаль, тебя не было, какой-то ловкач с той стороны автоматными
очередями песню выстукивал. Ребята, кто понимает, по ритму различили -
расцветали яблони и груши...
У меня сердце дернулось, словно куда-то бежать ему, а некуда. Но я виду
не подал.
- Басни, - говорю, - показалось. Так ни один человек стрелять не может.
Потом еще раз встретились с Давидом, но это в конце истории.
А как звали врача, который меня вытащил оттуда, не помню.

***
Еще одна неприятность получилась, небольшая, по сравнению с другими. У
меня после ранения голос пропал.
Я забыл сказать, что пою. Вернее, пел, до четырнадцати. Меня даже
Робертино называли. Его звонкости не было у меня, но пел неплохо. И слух
абсолютный, говорили. Я тогда в поселке жил, ездил два раза в неделю в
Нарву, пел в хоре, учился. Выступали в Таллинне, даже в Ленинград один раз
съездили. А около четырнадцати голос, как известно, меняется, и петь
невозможно, срывается на фальцет. И даже вредно, мне запретили. Незадолго до
армии снова попробовал. Другой голос, баритон, не очень сильный, но
приятный. Нужно учиться, мне сказали. А потом военкомат, и пошло-поехало...
Какой-то нерв задет осколком. Говорить-то говорю, но негромко и хрипло,
а если громче, срываюсь на шепот. Жаль голоса, но привык. К отсутствию
чего-то легче привыкнуть, чем к новому, смешно, да?..
Значит, не петь мне теперь, не самая большая в жизни потеря.
А я любил петь. Моя любимая была -
...Выходила на берег Катюша...

***
Вернулся, жил ничего, пришел в себя. Молодость чем хороша - обман
зрения. Все думаешь, впереди лучше будет, а сегодня - ерунда, перезимуем...
А потом оказывается, лучшее-то позади, а дальше ничего не светит.
Насчет пения и вспоминать нечего. Незадолго до армии, я говорил уже,
все начал заново, всерьез учиться надо, а не выступать. Бросить эти
показушные штучки, детей только портят этим. Муза Ильинична,
преподавательница вокала из Гнесинского, согласилась со мной заниматься. Я
имя ей изменил, она человек скромный, еще обидится. Но мы немного успели...
Вернулся, как-то на улице встречаю ее, шляпка, авоська с картошкой и
луком... Она обрадовалась, "приходите... должны продолжать..." А я молчу,
стараюсь не говорить, только головой качаю.
- В чем дело, Костя?..
Ну, я на горло показал, на шрам. Она заплакала, "что с вами сделали..."
Я некрасиво повернулся и пошел, чтобы она не видела мое лицо. Что я мог
сказать, не люблю, чтобы жалели. Ничего особенного, жив, а все остальное...
заживет как на собаке, отряхнусь и дальше... Я дальше плыть хотел, мои корни
еще не были подточены, это постепенно происходит, незаметно.
В педагогический каким-то чудом втиснулся - физика, математика, что-то
помнил со школы. Туда легче было поступить, мужчин ценили. Учить детишек не
собирался, но образование необходимо. Родительский ранний урок, он самый