"Дан Маркович. Паоло и Рем" - читать интересную книгу автора

Но это были пустые слова, в глубине он не верил им. Хотя не раз говорил
себе -- "глупостями занимаешься, сходи, посмотри, поучись у Паоло..."
Говорил-то говорил, но при этом ухитрялся продолжать свои глупости. И вот,
наконец, собрался, шагает за советами, и вообще... посмотреть на Мастера, на
дворец его, фонтаны, павлинов...
Он шел поучиться, но уже по дороге начал спорить с будущим учителем.
Зиттов недаром смеялся -- "кто у нас кого учит?.."
"Сначала подсуну ему "Возвращение", а дальше видно будет. Если что,
повернусь и уйду."

x x x
Это первая была картина, которую он решил показать Паоло --
"Возвращение блудного сына", так он ее назвал. Просто возвращение после
долгого отсутствия, ничего он ею доказывать не хотел.
А вторая его картина была вызовом, и он опасался, что из-за нее Паоло
обидится и не сообщит ему свои тайны мастерства. И все-таки он нес ее,
потому что считал хорошей. "Снятие с креста".
Да, сначала он писал ее в противовес роскошному и красочному полотну
Паоло, яростно протестовал, хотя спроси его - против чего ты, он бы начал
мычать, переминаться с ноги на ногу, и ничего путного и дельного сказать бы
не смог. Но как только втянулся в саму живопись, все мысли и протесты
куда-то улетучились. Все равно, оскорбительный для Паоло получился вид. И он
опасался, что этот волшебник с ясным ласковым взглядом вдруг рассвирепеет,
желчно высмеет его и отошлет обратно, а возвращаться, несолоно хлебавши, он
не хотел. В сущности ведь ничего особенного - картина и картина, так себе
картинка... не выпендриваюсь, не важничаю, просто... мне жаль его...
- Кого?
- Ну, Христа, и всех, кто там, они ведь ничего не знали, а смерть
страшна.
Еще бы, страшна, конечно, ведь неизвестно, как обернется, воскресит --
не воскресит... и больно, и мерзко, и сплошные гадости от учеников...
Он редко рассуждал о смерти, зато представлял ее себе отчетливо и ярко,
- видел ту волну, которая неумолимо и быстро наступала, с ревом и грохотом,
с шипением... и как она отхлынула, успокоенная своими страшными делами,
тихая и ласковая, с кружевными штучками, пузырьками, прохладная мутноватая
водичка... Он всегда именно так представлял себе смерть - неумолимая сила,
кто может ей противиться...
Будничную сцену подавленности и смирения, вечер страха и отчаяния, вот
что он изобразил на своем небольшом, по меркам Паоло, куске холста, который
кое-как натянул на старый кривой подрамник, довольно небрежно загрунтовал,
потом, не дав маслу как следует просохнуть, содрал, и вот несет, небрежно
свернув, вместе с несколькими другими, чтобы показать Мастеру, как он
называл Паоло. Ну, спорил с ним, и что?.. Не соглашался, как же иначе, но
чаще все-таки снизу вверх смотрел. Первым мастером, которого он знал, был
Зиттов, но тот сразу стал своим, а Паоло казался недосягаемым, солнечным и,
главное, непонятным, и как мираж парил в воздухе над унылыми холмами,
чахлыми соснами и сероватым неярким песком побережья.

x x x
Дорога, по которой он шел и шел, уйдя в сторону от темного, плотно