"Дан Маркович. Ант" - читать интересную книгу автора

"симптоматично...друг Андропова..." Тут мать не удержалась и громко
объявила, куда нужно засунуть свое мещанское тщеславие. Тем самым она
слегка подпортила церемонию, но ничуть не жалела об этом, она всегда
говорила, что думает. Не было в ней сочувствия и снисходительности к
слабости. И у меня не было, со мной вообще получился у жизни перебор во
всем. Жалею?.. Нет, должен быть и такой случай в общей копилке. Кроме
того, дело, можно сказать, сделано.
А по поводу поступка Ефима мать молчала, и это много значило. И я
молчал, ведь я не знал его, а все эти голоса крови на меня не действуют.
Но потом, в конце, начинаешь искать в себе ниточки из прошлого. Хочется
себя утвердить, убедиться, что ты не совсем случайное явление. Я всю жизнь
воевал со Случаем, этим дьяволом. Не верю, конечно, ни в бога ни в черта,
но мне надо было собрать в единый комок, в чужеродное и враждебное тело
всю свою боль и беду - чтобы ударить, ударить, ударить...


5.

Ефим ушел. Коляска валялась, подушка рядом, между нами надежные стволы
сосен, я каждый из них знал наощупь, и родной мох, и муравьиную кучу...
Но я не мог даже приблизиться к коляске. Что-то Ефим разрушил во мне.
Пропало настроение ездить. Любимое место оказалось испорчено, мне
стыдно было представить, что заберусь обратно. Хотя так приятно катить с
ветерком, плотно обхватывая ладонями рубчатые шины. Перчатки потертые, но
толстые, кожаные, шегольские, с хлястиком и кнопочкой на запястьи. Мать
говорила, "как у гонщика..." Нет, больше не могу. "Ты человек
настроений..." Она моих настроений не одобряла. С одной стороны ей
нравилось, что у меня все решалось вдруг и бесповоротно, и все-таки, она
говорила, поступать следует разумно, при чем тут настроение...
Я вижу - коляска лежит на боку, колеса задрала, и подушечка моя на
траве, розовое на зеленом. И гоночные перчатки тут же на вереске,
скрюченными пальцами к небу. Как я могу их взять, напялить, и снова все
также?
Испортил мне настроение Ефим и навсегда освободил от легкой жизни. И я
по дереву, по старой чешуйчатой коре, начал карабкаться, сдирая ногти и
кожу, - и встал, сначала согнувшись словно кланяясь кому-то, а потом
кто-то мне сказал, негромкий голос сзади - встань прямо... Никого там не
было, кругом чужой мир, я в пустом воздухе вишу на страшной высоте, а
муравьи, мои товарищи бессменные, далеко внизу копошатся. И подо мной
колышутся тонкие отростки - мои ноги, на них можно кое-как держаться, если
во что-то надежное вцепишься руками, а на большее эти подставки не
способны. И то, что ниже колен у меня - теперь болит. Мало сказано - боль
вгрызлась в меня, рвет мясо и жжет нещадно.
И с тех пор никогда не оставляла, лучше - хуже, да, но всегда со мной.
Причем ночью, если лежишь, то терпимо. А встать... Как вскарабкаешься
на эти живые костыли, сразу покрываешься холодным липким потом, и до
вечера в сплошном тумане и мареве. Но потом, как ни странно, привык, нашел
способы бороться. Неправда, только не бороться, с этой сукой похитрей
надо. Я скоро понял, что делать. С ней нужно слиться, чтобы позабыть.
Самому стать болью. Словами трудно объяснить, тут главное - не бояться,