"Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (14 и 15)" - читать интересную книгу автора

Герман Лукьянов (труба), Андрей Русанов (саксофон), ставший позднее
преуспевающим американцем, Виктор Дорохин (барабаны), ставший в дальнейшем
преуспевающим попсовым композитором, и я (к-бас), так никем и не ставший.
Еще чуть раньше, в промежутках между телевидением и "Современником", мой
приятель Владимир Маганет сосватал меня (из лучших побуждений, конечно) театру
Советской Армии. Понятное дело, название отпугивающее, но я, по слабости воли и
тяге ко всему неизведанному, согласился. Долго мы встречались с солидным,
ходившим с тростью, дядечкой, режиссером Александром Шадриным, и обсуждали
музыку к пьесе Лопе де Вега "Овечий источник" (Фуэнтэ Овехуно). Музыка,
разумеется, должна была быть испанизированной, и мне пришлось некоторое время
изучать народные испанские песни и романсеро, чтобы проникнуться нужным
колоритом. Режиссеру понравилось написанное мною, но спектакль по каким-то
причинам так и не был поставлен. У меня, как память о том периоде, сохранился
"Испанский вальс". Hо режиссер на этом не успокоился и решил ставить пьесу
комсомольского поэта Михаила Светлова "Бранденбургские ворота" на военную
тему. Режиссер был сам бывший фронтовик, да, к тому же, инвалид, потому и ходил
с тростью. Сами понимаете - с джазом тут выходит натяжка и опять попахивает
"продажей души", так как музыка, в основном должна состоять из песен,
стилизованных под песни военных лет. Скрепя сердце, я все же решил попробовать
и захотел как-то джазировать подобные песни. По мере написания, я показывал
заготовки режиссеру, приезжая для этого в известное своей пятиконечностью
здание. Там я и столкнулся, притом вторично, с достаточно известным
впоследствии композитором Владимиром Дашкевичем.
Первая встреча произошла в начале 60-х, когда я приехал в Москву на
разведку - узнать, как поступают в консерваторию. Зашел и в Гнесинский
институт. Там и встретился с общительным и словоохотливым абитуриентом,
который, успев закончить ВУЗ по химии, теперь собирался учиться на композитора.
Что же, стремление похвально, Бородин тоже был химиком! Я, показав на радостях
будущему Бородину свою юношескую сонатину в духе Моцарта, получил ряд поучений,
не со всеми из которых я был согласен, но промолчал, учитывая более зрелый
возраст нового знакомого. В тот год бывший химик и поступил в гнесинский к
Hиколаю Пейко, а я спустя два года - в консерваторию к Щедрину.
И вот в стенах театра Советской Армии вторая встреча, когда я принес на суд
режиссера очередную порцию джазированных военных песен. Шадрин (почти Щедрин,
мистика!) чем-то был неудовлетворен в моих эскизах и призвал, в качестве
третейского судьи, музыкального руководителя театра, коим и оказался вездесущий
Дашкевич. Опять я выслушал ряд поучений, впрочем вполне справедливых
(неуместная джазовость портила дело). О той, первой встрече он, разумеется, не
вспомнил и видел меня "впервые". Режиссеру понравились дельные замечания
муз-рука, а я подумал: ну вот, пускай он сам вам и пишет. Последующее
сотрудничество Дашкевича с мелодекламатором Еленой Камбуровой подтвердило,
что подобные пафосные, псевдогероические опусы и были его стихией.
Я же, придя домой, осознал, что взялся не за свою тему и опять стою на
пороге "продажи души дьяволу". Жил я тогда без телефона и связь была
односторонней, что порой спасало от ненужных контактов. В то время с Пресни,
где я жил, до площади Коммуны еще ходил уютный трамвай. Положив подмышку
пухлый сценарий, и, решив прервать этот затянувшийся и уже ненужный контакт, я
воспользовался удобным транспортом. Войдя в пятиугольное здание, я отдал
сценарий тосковавшему привратнику и попросил его передать сей талмуд хромому
режиссеру.