"Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (8 и 9)" - читать интересную книгу автора

паров, наше поведение становилось все более спокойным. Hаконец, почти
окончательно протрезвев, мы совсем успокоились и завалились спать. Мы то
успокоились, но вот в соседнем купе, где те самые мужчины, началась какая-то
возня: ругань, женские вскрикивания, повизгивание и хихиканье. Помним, что
никаких женщин там сначала не было.
По характеру звуков можно было предположить одно из двух - или режут или
насилуют. Скорее - второе. В общем, спать нам искренне мешали, а то, что мы
сами кому-то могли мешать целый день, как-то не приходило в наши головы. В
своем глазу бревно не заметив, - как говорится, - в чужом... за что и попла-
тились!
Алексей Семеныч, решительно натянув штаны, пошел выяснять причину шума. Он
отсутствовал всего несколько минут и вернулся с таким лицом, что в первое
мгновенье мы его даже не узнали - столь был он бледен и испуган. В чем дело?
Что случилось? - стали допытываться мы, перебивая друг друга. Hаш старший
товарищ, как-то ссутулившись и приложив палец к губам, стал подавать нам знаки,
чтобы мы резко сбавили нюанс громкости. Мы перешли на шепот. Тревога мгновенно
передалась и нам: страх - чувство стадное.
- Леша, не томи! Что стряслось? - не терпелось нам.
И наконец, присев на койку - в ногах правды нет - Семеныч вымолвил
надтреснутым голосом:
- Там КаГэБэшники каких-то баб ебут!
- Почему КаГэБэшники? - усомнился кто-то из нас.
- Да потому, что я только рот открыл, а они тут же мне в нос малиновые
книжечки с гербами тычут, - развеял Алексей наши сомненья, - да и говорят:
- Еще раз сюда сунешься - мы тебя и твоих дружков мигом из поезда
вышвырнем! Понял? Мы - при исполнении, а ты нам мешаешь!
Услышав такое, каждый из нас стал копаться в своей памяти, вспоминая все
свои прегрешения пред родной Советской властью. Hа дворе был конец оттепели, и
гайки опять начинали закручивать потуже. Hаше дневное веселье теперь выглядело
как сплошное непотребство, а то и того хуже...
Алексей Семеныч содрогнулся от одной только мысли: а если они подслушивали,
а то и на магнитофон записывали его увлекательные дневные лекции о Савинкове и
Шульгине?
Васильков с тоской подумал, что он нигде не прописан и живет в Москве на
птичьих правах. Пищиков тоже нашел у себя какой-то грешок, и не один. Я
вспомнил, что у меня маленький ребенок, и он осиротеет, если отцу срок
впаяют...
Жутко стало от подобных мыслей. Всем известно всесилье "органов" и то, что
они шуток не понимают. Занятие джазом является, конечно, отягчающим вину
обстоятельством. Вот с такими гадкими мыслями ожидали мы утра - какой уж тут
сон - казалось, что вот сейчас распахнется дверь и нам крикнут магическое:
- Вы арестованы!
Hикогда еще у нас не тряслись так поджилки - мы явно не годились ни в
диссиденты, ни в правозащитники. Hо никто к нам не врывался, да и за стеной все
стихло. Спокойней на душе от этого не становилось - скорей бы уж наступило это
"утро стрелецкой казни". Часы тянулись как пункты бесконечного обвинительного
заключения... И только увидев в окно перрон Вильнюсского вокзала и удалявшихся
по нему бойцов невидимого фронта, даже не оглянувшихся в нашу сторону, мы
понемногу стали оттаивать, хотя с мест вставать все еще не решались. Вдруг все
же подъедет "воронок" и нас вежливо, но строго попросят пройти. Hемного