"Габриэль Гарсиа Маркес. Десять дней в море без еды и воды" - читать интересную книгу автора

В бессильной злобе я продолжал молотить по воде сломанным веслом. Как
еще было отомстить акулам за то, что они выхватили у меня из рук мое
единственное пропитание? Было около пяти дня, шли седьмые сутки моих морских
злоключений. С минуты на минуту должна была появиться целая стая акул. Съев
два куска рыбы, я чувствовал себя силачом, а ярость из-за потери добычи
странным образом укрепила мою волю к борьбе. На плоту оставалось еще два
весла. Я хотел было взять вместо обломка целое и продолжать сражаться, но
инстинкт самосохранения превозмог ярость: я подумал, что, пожалуй, потеряю и
эти весла, а они в любой момент могли пригодиться.
Закат был такой же, как и в предыдущие дни. Однако ночь выдалась более
темная. Море бурлило. Собирался дождь. Рассчитывая вскоре получить питьевую
воду, я скинул рубашку и башмаки, приспособив их под тару для воды. На земле
такую погоду мы называем "собачьей". На море же ей больше подходит названье
"акулья".
Около девяти подул холодный ветер. Я попытался укрыться на дне плота,
но не смог. Холод был пронизывающий. Пришлось снова надеть рубашку и
ботинки, смирившись с мыслью, что дождь застигнет меня врасплох и набрать
воды будет не во что. Волны вздымались выше, чем 28-го вечером перед
катастрофой. Плот казался скорлупкой во вздыбленном, грязном море. Заснуть я
не мог. Я залез в воду по шею, потому что на воздухе с каждой минутой
холодало. Меня бил озноб. В какой-то момент я совсем окоченел и начал делать
зарядку, чтобы согреться. Но ничего не получилось. Я слишком ослаб. Мне
пришлось крепко уцепиться за борт, иначе меня бы смыло волной. Голова моя
покоилась на сломанном весле. Два других лежали на дне плота.
Незадолго до полуночи ветер усилился, тучи сгустились и стали
свинцовыми, воздух увлажнился, однако с неба не упало ни капли. В самом
начале первого огромная волна - такая же, как та, что окатила палубу
эсминца, - приподняла плот, словно кожуру банана, подбросила его вверх, и не
успел я и глазом моргнуть, как плот перевернулся.
Я это осознал уже под водой, выбираясь на поверхность, точь-в-точь как
в момент катастрофы. Я отчаянно боролся с волнами, вынырнул и обмер: плота
не было! Над головой у меня катились гигантские волны. В эту минуту я
вспомнил Луиса Ренхи-фо, отличного пловца, который так и не сумел добраться
до плота, находившегося от него всего в двух метрах. Я плохо соображал, что
к чему, и искал плот совсем в другой стороне. Но он внезапно вынырнул сзади,
примерно в метре от меня, и, легкий, как пушинка, закачался на волнах. Два
взмаха рук - и я уже на плоту. Два взмаха значит две секунды, но мне эти
секунды показались вечностью. Я был настолько перепуган, что одним прыжком
сиганул через борт и, мокрый, запыхавшийся, забился на дно плота. Сердце
бешено колотилось в груди, я не мог дышать.

Мне было грех роптать на судьбу. Если бы плот перевернулся в пять часов
дня, акулы растерзали бы меня в клочки. Но в двенадцать ночи они
утихомириваются. Особенно когда море штормит.
Оказавшись вновь на плоту, я вдруг осознал, что стискиваю в руках
весло, перекушенное акулой. Все произошло так стремительно, что я действовал
чисто инстинктивно. Позднее я вспомнил, что весло, упав в воду, стукнуло
меня по голове и я схватил его, когда шел ко дну. Это весло оказалось
единственным, которое уцелело. Два других остались в море.
Чтобы не лишиться хотя бы этой сломанной деревяшки, я надежно прикрепил