"Александр Марков. Троица" - читать интересную книгу автора

Ивановича Шуйского. Уж он, бедняга, натерпелся! Третьего дня приехал он сюда
на полуживой кляче, сам весь в грязи да в тине болотной. "Коня мне!" -
кричит. - "Я своего в болоте утопил". Мы его стали спрашивать, что за беда
учинилась, и где войско его? "Нету войска", - говорит он. - "Просите милости
у поляков!" А сам весь трясется. И больше ни слова не сказал, переменил коня
и ускакал в Москву.
Вот как Бог его за гордыню наказал. И поделом ему этот срам! В другой
раз не будет невинного человека, который о его же благе радеет, плетьми
угощать.

Июня 29-го дня

Подрался я с Блинским. Он, пес литовский, нечестно в кости играет.
Теперь у меня левый глаз совершенно света божьего не видит, весь заплыл.
Нехристь поганый! Еще раз встречу - хохол оборву. Верно мне Григорий
говорил: не дружил бы ты, Данило, с этими лысыми головами. Латины - они
латины и есть.

Июля 2-го дня

Посылают меня в Москву. Не хотел я ехать, так и эдак крутился, но,
видно, придется. Хорошо хоть пять дней удалось отдохнуть здесь в Можайске. А
то ведь Григорий меня хотел прямо из Займища отправить. Начальники наши, то
есть гетман Жолкевский и воевода Волуев, шлют теперь каждый день в Москву
гонцов с грамотками, чтобы москвичи Шуйского скидывали и Владиславу
присягали. Теперь вот и мой черед настал ехать. Дай бог, была бы эта служба
последней. Навоевался я уже, хватит.

Июля 5-го дня

Переплыл я Москву реку подле Девичьего монастыря. Водичка тепленькая.
Около обители две девицы юные в пруду ризы полоскали. Увидали они меня,
засмеялись. Подъехал я к ним и говорю:
- Вы зачем, красны девицы, смеетесь?
- А мы затем смеемся, что ты такой мокрый. И напрасно ты платье свое
богатое замочил. Здесь ведь недалече мостик наплавной, против Арбатских
ворот.
- А я, - говорю, - мостика не приметил. Да не беда, зато коня искупал.
Побеседовал я с теми девицами. Зовут их Настенка да Иринка. Сиротки
они, в монастыре живут, знатным инокиням прислуживают. Сказали, что Ксения
царевна жива-здорова, все у ней благополучно. Только вот посадили к ним в
обитель отряд стрельцов, потому что-де царь Калужского вора опасается. И
теперь от этих стрельцов им, девицам, проходу нет, все норовят ущипнуть, или
за косу дернуть, или еще чего.
Настенка собою пригожа, щеками румяна, волосы у ней длинные, черные,
глаза веселые, черные же. Приглянулась она мне. И она на меня поглядывала
ласково. А Иринка рыжая дуреха, насмешница.
Стал я им про свои подвиги рассказывать, как я с Григорием Волуевым
Иосифов монастырь брал, и как в Троице в осаде воевал. И показал им свой
нож, и пищаль, и саблю. Тогда увидели они, какой я отважный ратоборец. И