"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу авторастарого члена ВКП(б). Его берлинские сослуживцы, говоря: "Здравствуйте,
Марья Федоровна!" или "До свиданья, Марья Федоровна!", всегда целовали у нее ручку. Приучены к тому были. Не чересчур умный, но чрезвычайно принципиальный (что нередко совпадает), товарищ Файнгор счел контрреволюцией это "прикладывание к ручке". - Вот увидите, пальчики я ей целовать не буду! - твердо и сурово говаривал он своим сослуживцам. - Не дождется она от меня этого. - Посмотрим, - с улыбкой отвечали ему сослуживцы. - Посмотрим! - сердился он. Через несколько дней, в кабинете торгпреда, перед каким-то заседанием, произошла встреча, интригующая всех. Надо сказать, что Марья Федоровна подавала свои изящные, отманикюренные пальчики так, что не поцеловать их было довольно трудно. Но товарищ Файнгор решителен: демократически крепко пожав благоухающую ручку, милостиво протянутую ему на уровне рта, он мужественно попытался опустить ее. Не тут-то было. Ручка не поддалась. Произошла неловкая заминка. Торгпред и ответственные работники, затаив дыхание, следили за этой волнующей сценой: "Чья возьмет?". Снисходительно улыбнувшись, Марья Федоровна сказала погромче обычного: - Не бойтесь. Прикладывайтесь. Эту ручку Владимир Ильич целовал. И товарищ Файнгор приложился. Да как! - с чмоком. Торгпредство веселилось несколько дней. Это не анекдот. А вот и еще один неанекдот. Ленин, работая в своем кремлевском кабинете над срочным докладом, никого не принимал. - Владимир Ильич, в приемной товарищ Андреева. - Кто?... - рассеянно спросил Ленин, не поднимая глаз от блокнота. - Товарищ Андреева, Владимир Ильич, - повторил секретарь. Ленин вскинул голову: - Марья Федоровна? - Да, Владимир Ильич. Может быть, сказать ей, что у вас срочная работа и вы никого не принимаете? - Что вы, что вы, помилуйте! Немедленно впустите. Ведь у нее громадные связи. Когда Марья Федоровна вошла в кабинета Владимир Ильич стоял, приглаживая бородку. Почему, собственно, я написал эту главку? Да потому, что в Москве собрались выпустить сборник "Памяти Марьи Федоровны Андреевой", и какие-то дамы из редакции письмами и телефонными звонками просили Никритину написать о ней "воспоминания". Никритина отказалась: "Не умею-де этого делать". В те берлинские времена Марья Федоровна уже была замужем за Петром Петровичем Крючковым ("Пэпэкрю", как его называли). Он являлся полновластным горьковским "коммерческим директором" - вел все его обширные "иностранные дела" по изданиям, переизданиям и переводам сочинений. Встречаясь с Крючковым у Марьи Федоровны, я ощущал его человеком любопытным, башкастым, энергичным, невыплескивавшимся. Говорил он редко, но метко. Мрачноват был. Впрочем, только снаружи. Крепкие скулы и челюсти, крепкие ноги и руки. Роста отнюдь не гренадерского. Дорогие костюмы от первоклассного портного делали коренастую фигуру его чуть ли не элегантной. |
|
|