"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

Шаляпин называл критику хавроньей. Очень точно. Была, есть и, очевидно,
будет ею. И что поразительно - не стареет, не меняется. Во всяком случае,
наша российская. Бессмертная хавронья.

* * *

"Когда совесть раздавали, его дома не было".
Это сказано про писателя Константина Симонова.

* * *

Часто бывает так: превосходно знаешь, говорить не следует, не надо. А
тебя словно черт изнутри подмывает: "Скажи!.. Скажи!.." "Нет! - убеждаешь
себя. - Молчи!" А изнутри: "Скажи, скажи". Ну в конце концов и брякнешь. Не
хочешь, а брякнешь.
Встретил сегодня в театре приятельницу. Давненько не виделись. Отношусь
к ней наилучшим образом. Милая и красивая женщина понабрала мяса и жиров.
Это, разумеется, не красит, не молодит. Располневшая красавица сама это
превосходно знала. Ну и помолчать бы. К чему портить настроение
приятельнице? Так нет! Черт меня за язык дернул раз, два, три, а на
четвертый я уже не сдержался и ляпнул, как в комедии:
- Э, мать, да ты за эти два года раздалась, как корзина!
Моя приятельница, до того веселая, кокетливая, счастливая, сразу
потускнела, увяла, скисла.
- Да, дружок... - непритворно вздохнула она, - старею, старею...
Ну к чему ляпнул? К чему разогорчил хорошую женщину!
Вот свинья!

* * *

Никритиной

Тропинка... Берег... Подойду к окну ли...
Лежу... Стою...
А мысль одна: "Вот, милая, и протолкнули
Мы жизнь свою".

* * *

Средние писатели - вроде Тургенева, Гончарова, Гюго, Дюма - после
смерти довольно быстро начинают превращаться сначала в писателей для
юношества, потом для отрочества.
А вот с Толстым, Чеховым, Достоевским, Мопассаном, Флобером ничего не
делается, никаких превращений.
Горький, конечно, принадлежит к плеяде писателей XIX века. Только он
худший из лучших, самый маленький из самых больших.

* * *