"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

Он поднимается, неторопливо отряхивает штаны и, пригладив хохолок,
подходит ко мне.
- Чего это ты перед Петькой распластался?
- Да так, на всякий случай. Он ведь гроза нашего двора.
Поразительный парень этот Мишка. Очень современен. Далеко пойдет.

* * *

В последней сценической редакции Городничий у Гоголя, как известно,
говорит:
"Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное
известие: к нам едет ревизор".
Пятнадцать слов.
А в первой редакции было:
"Я пригласил вас, господа... Вот и Антона Антоновича, и Григория
Петровича, и Христиана Ивановича, и всех вас для того, чтобы сообщить одно
чрезвычайно важное известие, которое, признаюсь вам, чрезвычайно меня
потревожило. И вдруг сего дня неожиданное известие, что отправился из
Петербурга чиновник с секретным предписанием обревизовать все относящееся по
части управления и именно в нашу губернию, что уже выехал десять дней назад
тому и с часу на час должен быть, если не действительно уже находится в
нашем городе".
То есть 78 слов.
Во второй редакции было - 45.
В третьей - 32.
А в четвертой, как сказано, в беловой - 15.
Ну, а у нас? Где они - эти четвертые редакции? Не приучены. Некогда.
Заседания в Союзе писателей, совещания, собрания, партсобрания, бюро,
партбюро, секретариат, президиум, правление, выборы, перевыборы... Трудятся
товарищи писатели. Запыхались.
Вот и результаты!

* * *

Это хорошо сказано про язык: "за белыми березками мокрый теленочек".

* * *

В девятнадцатом году выходил на трибуну Вадим Шершеневич и говорил:
"Видите ли, товарищи, я поэт гениальный".
Примерно то же самое говорили и Есенин, и я, и даже Рюрик Ивнев своим
тоненьким девическим голоском.
В больших переполненных залах - умные улыбались, наивные верили, дураки
злились и негодовали. А говорилось это главным образом для них - для
дураков.
"Гусей хочется подразнить", - пояснял Есенин.
Древняя традиция! Очень древняя. Вот Иисус еще посмелей был. Забирался
на крышу и объявлял, что он сын Бога и сошел с небес.
Евангелист замечает, что при этом зеваки обычно судачили:
- Не Иисус ли это, сын плотника Иосифа? Ведь мы знаем его мать и отца,