"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора Он поднимается, неторопливо отряхивает штаны и, пригладив хохолок,
подходит ко мне. - Чего это ты перед Петькой распластался? - Да так, на всякий случай. Он ведь гроза нашего двора. Поразительный парень этот Мишка. Очень современен. Далеко пойдет. * * * В последней сценической редакции Городничий у Гоголя, как известно, говорит: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор". Пятнадцать слов. А в первой редакции было: "Я пригласил вас, господа... Вот и Антона Антоновича, и Григория Петровича, и Христиана Ивановича, и всех вас для того, чтобы сообщить одно чрезвычайно важное известие, которое, признаюсь вам, чрезвычайно меня потревожило. И вдруг сего дня неожиданное известие, что отправился из Петербурга чиновник с секретным предписанием обревизовать все относящееся по части управления и именно в нашу губернию, что уже выехал десять дней назад тому и с часу на час должен быть, если не действительно уже находится в нашем городе". То есть 78 слов. Во второй редакции было - 45. В третьей - 32. Ну, а у нас? Где они - эти четвертые редакции? Не приучены. Некогда. Заседания в Союзе писателей, совещания, собрания, партсобрания, бюро, партбюро, секретариат, президиум, правление, выборы, перевыборы... Трудятся товарищи писатели. Запыхались. Вот и результаты! * * * Это хорошо сказано про язык: "за белыми березками мокрый теленочек". * * * В девятнадцатом году выходил на трибуну Вадим Шершеневич и говорил: "Видите ли, товарищи, я поэт гениальный". Примерно то же самое говорили и Есенин, и я, и даже Рюрик Ивнев своим тоненьким девическим голоском. В больших переполненных залах - умные улыбались, наивные верили, дураки злились и негодовали. А говорилось это главным образом для них - для дураков. "Гусей хочется подразнить", - пояснял Есенин. Древняя традиция! Очень древняя. Вот Иисус еще посмелей был. Забирался на крышу и объявлял, что он сын Бога и сошел с небес. Евангелист замечает, что при этом зеваки обычно судачили: - Не Иисус ли это, сын плотника Иосифа? Ведь мы знаем его мать и отца, |
|
|