"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

ним.

* * *

Съезд партии. Троцкий покаялся. Выступает Надежда Константиновна
Крупская. Она говорит, что вот-де Лев Давидович признал свои ошибки, и
теперь можно прекратить проработку его (смысл выступления).
Сталин в гневе. Насупился. Шевелятся его усы. Бурчит. Но довольно
громко, чтобы сидящие поблизости слышали его:
- Еще одно такое ее выступление, и я сделаю Фотиеву вдовой Ленина.
Это мне рассказал Борис Евгеньевич Этингоф. Он сидел в первом ряду и
собственными ушами слышал сталинское бурчание.

* * *

У нас выпустили два фильма о Глинке. Оба, как положено, самые
мармеладные. А глинковский приятель, бывший в Берлине у смертного одра
композитора, писал Ивану Сергеевичу Тургеневу, что Глинка умирал в обществе
двух девок и до последнего издыхания он глумился над жизнью, глумился над
смертью и просил своих девок сделать "по-маленькому и по-большому" на его
могиле. Потом-де на ней "цветы вырастут".
Презираю, презираю, презираю наше мармеладное искусство!

* * *

Решил купить себе палку. Захожу в магазин, прошу: "Покажите мне,
пожалуйста, вон ту". Работник прилавка протягивает. Пробую, опираюсь.
- Коротковата! Дайте, пожалуйста, подлинней.
- Все палки, гражданин, стандартные.
- Да что вы! А вот Господь Бог делает людей не стандартными.
Поправив на носу очки, работник прилавка спрашивает меня со строгой
иронией:
- Не работает ли ваш Господь Бог лучше советской власти?
Храбро отвечаю:
- Чуть-чуть.
При Сталине после такого ответа работник прилавка уже звонил бы в ГПУ,
а ночью за мной приехал "черный ворон".
Мой потомок, вероятно, скажет:
- Неправдоподобно! Невероятно!
Поверьте мне, любезный потомок, при Сталине я бы никогда не был столь
храбр в магазине.

* * *

- Папа, когда ты умрешь, я буду носить твои костюмы. Правда?
- А я мамины платья, когда она тоже умрет.
- Папа умрет раньше. У него сердце больное.
- Нет, мама! Нет, мама!..
И сестренка, хлопая в ладоши, прыгает на одной ноге.
- Наследники!.. - бурчит папа.