"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторазлостного неплательщика. Враг затаился, вынашивая козни, - но разве они шли
в сравнение с вынужденным бегством из родного города! Историю эту я знал понаслышке: Розу, младшую из сестер, рано умершую от порока сердца, культяпый сосед обозвал жидовкой и ударил - за что вспыльчивый юнец отделал его костылем. Оставаться было опасно: остаточный нацизм пустил на Украине корни как нигде. Кров беглецу предоставила питерская родня. Новое место жительства приподняло часть шлагбаумов, тубами и тромбонами парковых променадов заглушая манию преследования. Но на последнем курсе Военного института физкультуры и спорта выпускника внесли в подозрительный список. Конвоирование офицерами-евреями собственного народа я бы уподобил грануле с растворимой оболочкой: любопытно, приходило ли это в голову киевскому фармацевту?.. Высылка теплолюбивого племени в нети вечной мерзлоты планировалась, несомненно, как противоположная по температурному знаку акция, продолжавшая начатое Аушвицем дело. Итак, ужас перед отправкой в восточном направлении оказался наследственным. Отцово отпочкование от родового ствола я опять-таки тщательно скопировал: когда, срезанный на сопромате, подал документы в Литинститут, где отсутствовала спасительная военная кафедра. "Когда вы наконец начертите эпюры по-русски?" - съязвил Алявдин, флюгером реагировавший на приход в ВУЗ нового начальства. - "Я лучше по-русски выскажусь!" - парировал экзаменуемый. И высказался... В деканат поступила докладная: студент такой-то "угрожал мне психологически, прибегая к нецензурным терминам уголовного мира". Любопытно, откуда у захолустного доцентишки этот сочный зощенковский канцелярит?.. Чтобы не вылететь с "волчьим билетом", я лег в психоневрологический Параллельно же отчебучил умопомрачительный трюк. Узнав от приятеля, Ильи Горелика, что из Политехнического отчислены еще десятка три евреев, я ворвался в кабинет ректора и картинно произнес: "Это вы грозились разогнать "здешнюю синагогу"? Счастлив буду исполнить Вашу любимую песню!" - Тут и грянула "Хава нагила", скомкав повестку дня на ученом совете. Проректоры-центурионы сгребли меня подмикитки и выволокли в коридор. Куролеся, я симулировал сердечный приступ - они были вынуждены меня нести: сцену крестного пути последовательно сменила пьета. Хорошо, что мне не дали допеть: я ведь знал наизусть только первый куплет!.. В актовом зале солист "очнулся" - окруженный жадно глазевшими функционерами. Ректор Ткачев, бывший боксер (через пару лет он перейдет в университет и, отправленный тамошней профессурой в нокдаун, застрелится на дому), опасливо выглядывал из-за стоеросовых спин, пока я - громогласно обличая человеконенавистничество - ставил крест на своей инженерной карьере. Врач скорой, впрыскивая успокоительное, утешал меня воспоминаниями о роскошной даче Маршака: дескать, не унывай, все еще впереди! Да и милицейский чин отнесся сочувственно: "Што, решил живоглота вашего проучить? ДаОно пора!" Все представление обошлось мне в десятку - штраф за мелкое хулиганство. Сумму эту я собрал на своем вечере в клубе самодеятельной песни - где напару с огнегривой чужой женой читал стихи заинтригованным минским аидам. Прознав о моей изящной выходке, иные из них порывисто раскошеливались. Загадочная наша связь с замужней дамой придавала магии чтения байронический оттенок... |
|
|