"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

смешком "пс-с!" и дородная Лена Семашко - с первых дней была настроена ко
мне по-родственному. Толстушка примкнула к кагалу из столичной солидарности:
все эти хиханьки-хаханьки были ей внятны и ментально близки. Кроме того,
нахлебавшись мужнего деспотизма, Лена находилась в состоянии вечного поиска.
Пчелиной маткой хлюпая по слякоти, она подшофе распевала вместе со всеми:
- Вот кто-то с горочки спустился. Наверно, милый мой иде-от!..
Евреи радостно коверкали русскую грамматику:
- На ем защитна гимнасте-орка...
Мы с Бабушкиной упоенно ворковали на фоне всеобщего веселья. Ради меня
она самоотверженно худела - за час до подъема совершая упорные пробежки.
Впрочем, я к ее комплекции претензий не имел. Другое дело Семашко: такую
только подпусти! Но Лена не комплексовала: однажды под сурдинку меня
заграбастала, запустила пухлую пясть и после шепнула заговорщицки:
- Теперь ты!
- Ну не здесь же, - слабо отбояривался я.
- Где, скажи? Когда? - страстно напирала моя ухажерша... Ее теперь тоже
нет с нами: скончалась от сердечного приступа. И что за напасть такая, кто
бы растолковал?..
Бабушкина - с библейским профилем - экзотично смотрелась в пестром
павлопосадском платке. Она мило тренькала на семиструнке, самопальные
шансонетки перемежая шедеврами Галича. Иные песенки посвящались мне. Муж,
детишки, уютно потрескивающий камин - тема благоустройства вилась у нее
красной нитью. За глаза же, по словам Верки Цветковой, писательская внучка
надменно фыркала:
- Чтобы я - да за Марговского?! Ведь он же иногородний!
Маша частенько кичилась своими мнимыми галльскими корнями (она уверует
в свою легенду настолько истово, что с ветром перестройки перепорхнет во
Францию). Моя тетка Лида, прослышав об этой ее причуде, как-то съязвила:
- Знаем-знаем! Бердичевская аристократка.
Так или иначе, а с чисменской сцены я блистал как никто другой. Физрук
Иван Кирилыч, предваряя мое выступление (почему-то именно ему поручалось
вести творческие вечера: сбывалась ленинская мечта о кухарке, управляющей
государством), поинтересовался - из каких, мол, мест будешь? - и, услышав
ответ, осклабился:
- Стало быть, белорус!
Юрковецкий потом еще долго подшучивал на эту тему...
Помню, как спустя пару дней Кирилыч, шепчась с Колей Шмитько, кивнул в
мою сторону и одобрительно хмыкнул:
- Перспективный!
Сдается мне, Бабушкина тогда крепко призадумалась. По крайней мере
прямо с картошки повезла к себе домой.
- Это со мной, - сквозь зубы процедила она дряхлой консьержке.
Заскрипели тросы, доставлявшие лифт на тринадцатый этаж: число для
иудея вроде бы благоприятное - но я-то готовил себя к роли парижского
шевалье!
Литфондовский дом опьянял атмосферой элитарности. Особливо прельщал
бардовый коврик вокруг биде. Я всегда тяготел к соитию в ванной: но на сей
раз вышло постней, чем когда-то с Ирой. Бабушкина оказалась гимнасткой не
ахти, хоть это отчасти и восполнялось импортными ароматами.
Пупсик из папье-маше - петрушка с бубенцом на шее - откликался на