"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

клоп - не тут-то было: чертовка оказалась не лыком шита:
- Самец не должен вести себя эгоистично! - журила она невежду, приобщая
его к восточной науке о сладострастии.
Пойдя ей навстречу, я был вознагражден:
- Хорошо! - зажмурила раскосые веки просветительница, и смущенно
добавила: - Ты прости, мне ведь тоже хочется сорвать немного кайфа. Хоть бы
ты, что ли, поступил, раз уж мне не суждено!..
Щуплая татарочка, она же незваная гостья, водила меня за руку по
мреющей Москве. В пешей этой экскурсии чудилась передача эстафетной палочки:
еврей наследовал латифундию у дщери Орды - пусть иго ее предков и
продержалось чуть дольше...
Интересная деталь: в Казани она общалась с неким Марком Зарецким, "тоже
шикарным парнем" (так звучала ее скрытая похвала), литстудию которого одно
время посещала.
- Когда у нас резали семитов, - сообщала Хайруллина, - Марка ночью
окружила толпа с ножами. Но он не растерялся: вырвал перо у одного из
погромщиков и стал крутиться на месте, точно дервиш, угрожающе выставив
лезвие вперед. Нападающие отступили и убрались восвояси.
На скамейке, напротив общаги, она жадно впивалась в меня губами. Я
отлынивал от поцелуев, о чем сегодня жалею: бедняжка в мире ином - она
умерла, так и не дождавшись выхода первой книги.
Через пару дней Света вернулась в родной город: чтобы устроиться
методистом в тамошний кремль да слать мне изредка письма с новыми стихами.
На картошке, в деревне Чисмена, сдудиозусов расселили в местном
пансионате. Сама атмосфера располагала: мы все, мягко говоря, передружились.
Верка Цветкова, суфражистка из Таллина, взяла надо мной эротическое
шефство.
- Малыш, - подбодрила она меня, - не тушуйся. Видишь во-он ту
симпатичную девочку? Она твоя: пользуйся на здоровье!
Маша Бабушкина, намедни перекрасившаяся в блондинку, и впрямь
выказывала мне знаки внимания. Я перекочевал в женские апартаменты, которые
она делила с Цветковой и шестнадцатилетней красавицей-армянкой Соночкой. По
ночам прибалтийская сводня притворялась спящей как можно натуральней.
Бабушкина весьма топорно имитировала девство: хотя все давно знали - от нее
же, что меня на данном поприще опередил сын Окуджавы, бойко игравший на
дуде. А что же Соночка? - спросите вы. Отвечу: маковый цвет араратской
долины - она строго блюла себя, но отнюдь не свои барабанные перепонки...
Нашим "хождением в народ" пьяно дирижировал рыжеусый старшекурсник Коля
Шмитько - выморочный драмодел и внештатник по призванию.
- С комсоргом советую ладить! - гундосил наш надзиратель на вечерней
поверке (впоследствии я узнал, в чем состояли его основные вээлкээсэмовские
обязанности: он носил за артритным ректором Пименовым кусок поролона и
всякий раз подкладывал ему под задницу в президиуме).
Коля принадлежал к малороссийской мафии, свившей осиное гнездышко еще
при Брежневе. Тетка его, Светлана Викторовна, заведовала учебной частью.
Весь клан возглавлял соцреалист Власенко - на ученых советах остервенело
лупивший кулачищем по трибуне, обличая то новый роман Аксенова, то статью
Залыгина (при Сталине он отсидел и теперь, до смерти перепуганный, готовился
в случае очередной волны репрессий очутиться в стане обвинителей).
В институте шла незримая борьба за лакомый кусок. Особую роль в ней,