"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

мне завуалированно делали предложение)[4]. Казалось, в его душе зашевелилась
преданность хазар - а то и забродила воинственность всадников Адиабены,
принявших иудаизм намного раньше прочих геров. Ах, нет: скорее то заговор
суфийского братства низал меня на шампур задуманной узурпации - обильно
глазуруя при этом налетом мистики!
- Клянусь Аллахом! - беленился он, стоя в наряде. - Мы не спим - и
штабное начальство тоже глаз не сомкнет: чует, небось, что мы о нем базарим!
Нюх у этих шакалов - за версту!
Шморгуна и подполковника Беляева, сухопарого комбата, Асхаб ненавидел
всеми фибрами. За одно уже то, что они выше его по рангу. Зеленое знамя
пророка колыхалось на ветру коллективного бессознательного. Было это задолго
до грызни горских тейпов, зверских терактов и ковровых бомбардировок.
Потому, наверно, и не застали меня врасплох воспоследовавшие ужасающие
события...
В одну из ночей, попыхивая анашой в каптерке, мы завели беседу о
греческой философии. Его и лысоватого увальня Абу заинтриговала непостижимая
личность Сократа. "Делай свое дело и познай самого себя!" - огласил я
сверкающий афоризм учителя Платона, извлеченный мной когда-то из "Опытов"
Монтеня.
- Вах! - воскликнули оба, выронив косяк.
Как известно, мудрецы Востока издревле черпали из кладезя эллинской
учености. Недаром Аристотеля средневековой Европе возвернули толмачи
Халифата. Но направленность их письма справа налево как бы воплощала в себе
встречность интеллектуальной волны. На зримом, бытийном уровне интерференция
цивилизаций выражалась в непрестанных сшибках креста и полумесяца. Но
метафизический слой истории заметно усложнял и углублял конфликт. В
девяностые годы в Москве, анаграммируя топоним "Сараево" - один из главных
очагов межконфессиональной розни, я внезапно обнаружу в нем те же буквы, из
которых составлено имя "Аверроэс"...
О Сократе я бы мог им порассказать порядком, но Асхаб вполне
удовольствовался одной цитатой.
- А теперь, - шелестнул он глянцем невесть откуда взявшегося
"Плейбоя", - давайте-ка полюбуемся на задницы этих сучек!
Чересчур пряный разговор о плоти - это либо компенсация природной
ущербности, либо же экспансия витальной мощи, лукаво отсрочивающей мысль о
метемпсихозе. Переселение начинки наших тел, ее всеблагая продленность в
предстоящем перерождении - вот в чем тайный смысл всякого человеческого
соития, любого оргазма, доступного смертному воображению.
Тот же Сократ, по природе двуполый, помимо отпрысков биологических,
чаял обзавестись и детьми духовными. Не довольствуясь прямой передачей
генов, он, обливаемый помоями Ксантиппы и побуждаемый инстинктом бессмертия,
неустанно прививал тайную мудрость своим последователям. Сын скульптора
Софроникса и повивальной бабки Фенареты претендовал на сан простого
смертного и нерукотворной статуи одновременно: недаром во время морского
похода в Потидею он простоял, не шелохнувшись, целую ночь.
Наследуя отцу, он пробовал работать по камню: "...одетые Хариты на
Акрополе, по мнению некоторых, принадлежат ему", - пишет Диоген Лаэртский.
Но в итоге мудрец предпочел тесать идеи из лексических глыб
средиземноморского койне и ваять последователей своего учения из податливого
афинского юношества: сведя воедино профессии обоих родителей и замахнувшись