"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

- Натурально местечковый! - умилилась страстная армянская патриотка
Сусанна, еврейка по бабушке.
Не будем утрировать, утверждая, будто успех у публики светит одним лишь
двуполым эксцентрикам, но что он жирно облапан завсегдатаями банкетов и
презентаций - в этом давно уже сомнений никаких.
Накануне отбытия на первый курс Литинститута я, считавшийся своим в
обеих компаниях, свел Шехтмана с Хадеевым, не помню по какому поводу. И
заочная их рознь, порядком беспричинная, обернулась плотным сотрудничеством.
Поначалу Леша, как и все прочие, таскал Киму на подпись триолеты да рондо;
затем - с первыми же кооперативными спазмами - сблизился с пройдохой
Трестманом.
Сообща отцы семейств наладили выпуск шелковых вымпелов для ударников
пятилетки. Им вдруг помстилось, будто инвалиды химической отрасли не
проживут без переходящего в туберкулез красного знамени.
Поденщик светящейся сводки новостей, вышмыгивая из бани, больше не
озирался в поисках предполагаемого шпика: корчить из правозащитника
перестал - и жадно впился в агитационный фурункул на седалище
соц.промышленности.
Преподаватель же физики - и прежде себя не обманывавший - смотрелся в
этой ситуации честней компаньона: копя дочери на приданое, он начисто порвал
с писаниной. Преданная Таня на мою оторопь: "Что происходит?" - прошептала
коротко: "Совсем озверел!"
Насудачась от пуза, мы втиснулись в старинный драндулет. Наташе я с
вечера продиктовал адрес, она должна была ждать у парадного. Мы прибыли на
место, Таня оставила нас втроем. Леша, равно искусный как за рулем
развалюхи, так и за клавишами фортепиано, встрепенул аккорды: "Отдельная! /
Краснознаменная! / Железная бригада шире шаг..."
Недовольство сквозящей в тексте конъюнктурой усмиряла его природная
отзывчивость. Чувствуя это, я приуныл - подобно скрипачу с кофейной
этикетки, - покупатель, отстегивая жестяную крышечку, заказывает: "Маэстро,
что-нибудь бодрящее!" - "Мы движемся - колонна за колонною, / И гордо на
ветру алеет стяг..."
Шехтман сноровисто фиксировал марш, еще изнутри протаранивший мои
перепонки. Значки по всей длине усевали нотную линейку - щетинясь, как
прищепки с балконных веревок: когда бабушка Люля снимала просохшее белье...
Сестра моя из-под палки долдонила сонаты - младшего в музыкалку отдавать не
стали. Я утешился баянной экспрессией школьной певицы, пучившей глаза из-под
мясистого парика, отливавшего синевой, как навозная муха.
О том, что декабристы разбудили Герцена, поведала нам она же -
громокипящим тембром, призванным гальванизировать трупы. Чему удивляться:
Валентина Федоровна старилась без мужа. Моему щелкоперству она мирволила: на
лекции о Цветаевой, под сурдинку, позволила даже охаять Егора Исаева. Но
однажды, полдня прождав меня с сочинением, каркнула: "Ну, я-то ладно! А как
ты надеешься ужиться с будущей женой?" - и вывела "трояк", упрямо переправив
"Пушкиным" на "Пушкином". Как в воду глядела: я вот уже третий раз
развожусь -каждый раз при этом оказываясь в новой стране...
"Здражелавашескородие! - радостно тряхнул я кисть музыканта. - С меня
могарыч! Но это не все. Вот еще одна песенка, пришедшая мне в голову во
время мытья казармы". И завел волынку: "Это не твоя скрипка, / Положи ее в
футляр обратно! / Счастье до того зыбко, - / Ты возьми его себе