"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторабудущему гамлетизму?..)
Я набрал номер - и он, бойкий баловень судьбы, охотно принял на себя роль чичероне, маршрутно упирая на лотки букинистов. Заночевать пригласил к себе. Филологиня Люда Самсонова, его избранница, была со мной не менее лучезарна. Мы до полуночи дулись в "Монопольку" - популярное тогда лото. Через пару дней Эбер позвонил, но меня не застал. - Тебя разыскивал какой-то Эдер. Он что, турок? - Израиль Борисыч не говорил, а гаркал: ему ведь приходилось общаться с глухой. - Будь осмотгителен с этой сионистской мгазью! - в экстремальных ситуациях у партийной клуши прорезался бдительный слух. Коли уж я обмолвился о той нашей совместной читке, поведаю еще одну историю. В клубе, увешанном рапирами, захламленном тренажерными причиндалами, собрались Юрины ровесники - богемствующие минские евреи (в их среду я был допущен примерно тогда же). Поочередно выходя на сцену, мы заливались жаворонками. - С ума сошел - Константин Батюшков. / Повесился - Франсуа Вийон... / Батюшки! / Да это же он! - сжатым горлом выкликал выпускник института народного хозяйства. - Тоскливо - хоть в окошко выкинься! / Печальный том - как изумруд. / В туманных переулках Диккенса / Мои мечтания умрут!.. - вторил ему ученик средней школы с техническим уклоном. Под занавес из зала поступил вопрос: - Ну, Эбер - понятно: светило отечественной статистики; а вот вы, юноша, чем намерены зарабатывать на хлеб? Поэзию принцессой мироздания... Социальный контраст сбил меня с панталыку: завтра - ужасался я - опять очутишься за партой, и в тебя полетят скомканные промокашки недорослей!.. - Видали парня? Тушите свет! - шушукался Юра. - Его надо подольше мариновать в собственном соку! Анка Черткова с местного TV, внучка малахольного футуриста Крученых, приблизилась ко мне доверительно, с жалостью: - Гришенька, ты, верно, и сам догадываешься, что твоя мечта неосуществима... Выйдя на воздух, она обомлела: - Вечер-то какой роскошный! Майский пух щекотал ноздри. Купив полусухого, мы направились к Эберу. И тут наследница будетлянского "дыл бул щир" как заквохчет: - Ой! Мальчики! Вон тот филер! Я его подметила еще в подвале. По виду - вылитый внештатник! Нацепив на нос окуляры, утаиваемые из страха опростить свой надмирный имидж, я узнал отца, тенью следовавшего за нами. - Зачем же стыдиться собственного папы? - с облегчением дулась Анка, дрожавшая за редакторское место. Откуда ж было знать, что он вызовется охранять меня от совратителей... Отец, и на этой стезе ты не преуспел! Там - в междуречье Оки и Волги, вдали от твоего пригляда - я пустился во все тяжкие: провозгласив, что художнику нипочем любые скрижали. С младых ногтей неподотчетный Незримому Оку, слезившемуся от моего лукового горя, я добровольным страстотерпцем |
|
|