"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу авторасевера, а поездам и вовсе предпочитает полеты он-лайн и наяву.
Маша и тогда, на Ленинградском вокзале, появилась в алых заокеанских джинсах. Путь к вологодской железке лежал через Москву, я ей звякнул - она примчалась. Потеряв голову, мы целовались метрах в двухстах от улюлюкавших на рюкзаках чуреков. Теперь-то ясно: Вова Кузменко взял меня на заметку как раз после этого! Управление бригады располагалось на унылой нимфской окраине: линейность улочек соответствовала бесхитростности поселковых нравов, кислый дичок топырился за забором - как неопрятно завитая приемщица химчистки. Меня собирались сунуть в один из батальонов, но кто-то надоумил: просись к Бобкову! - и колобок-редактор, домовито урча, запасся впрок упавшим с неба борзописцем. Так мне достался персональный стол со стрекотавшей от розетки "Украиной" и пустовавшее на тот момент кресло младшего газетчика. Моим наставником сделался капитан Цесюк - галантный западенец с золотой коронкой, охотно делившийся нюансами военно-полевой журналистики. Из подшивки, слово в слово, передиралось позапрошлогоднее трафаретное вранье про машиниста Белибердыева - разве что на почетную вахту ныне заступал диспетчер Уразумеков... Зато мама ликовала - и в честь возвращения блудного сына запатентовала свежий рецепт: орешки из теста со сливочным кремом. Хоть я и запорхнул на офицерскую должность, мой казарменный статус оставался плачевен. В роте обеспечения - так называлась смесь из штабных писарей и персональной шоферни - свирепствовала отпетая дедовщина. Старшина Гергус, черноусый и косолапый то ли гагауз, то ли гуцул, старался абстрагироваться от происходившего в его отсутствие. Рачительному горлохвату припрятанная кем-то ушитая гимнастерка была важней профилактической прополки В происхождении его, впрочем, могу ошибаться, - как-то, тет-а-тет, он проблеял потайным тоном: "Ты хоть язык-то свой знаешь?" - Прошли годы: теперь точно знаю... Что касается его правой руки - прапорщика Шавеля - эту плешь и вовсе выходили кинологи из сыскных отделений. Главный связист бригады кемарил и то в наушниках: дабы не прошляпить звонок полуночника районной гулене. Не иначе, локаторы проныры служили ему основной эрогенной зоной... Ротная верхушка, разумеется, догадывалась, что ее сладострастные придирки к старослужащим передаются молодому пополнению по закону брутальной эстафеты. Верховодил нами киевский атлант Саня Нестеренко - в первые дни откровенно на меня взъевшийся, грозивший "переломать изящные пальчики", но вскоре проникшийся симпатией и лишь время от времени ошеломлявший вопросами типа: "Скажи, а что такое данте?.." ("Божественную комедию" в черном переплете передали мне на КПП родители; уж и не знаю, осилил ли он этот том, - но месяца через два вернул мне его, удовлетворенно вздохнув). Вообще же, другими глазами он взглянул на меня после того, как я, в биллиардной, на вопрос, почему не играю, ответил, что испытываю жалость к желтым шарам, жмущимся друг к дружке, как цыплята, на лужайке стола... Ординарцем при Сане состоял добродушный татарчонок Капа, стеливший постель своему сеньору, чередуясь по графику с клубным мазилкой Паком. В роте обретались еще два корейских лилипута - Тянь и Шегай, их здоровяк одно время поколачивал (на деятеля искусств образ узкоглазого врага не распространялся). |
|
|