"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

маньеризму, учил меня, как надлежит отбрыкиваться от военкомата. В свое
время, учительствуя где-то в Подмосковье, этот пронырливый ловелас ухлестнул
за директрисой - и в благодарность та не глядя подмахнула ему липу: мол,
поселковая ребятня души не чает в молодом специалисте - ну не грех ли такого
забрить в солдаты?[14]
Один бородатый армянин с заочного косо на меня поглядывал. Уловив эту
неприязнь, Пелленягрэ предложил мне услуги телохранителя. В обмен ему было
достаточно простого внимания: вероятно, он и впрямь обладал некими
педагогическими задатками.
- Вот на меня, к примеру, никто не прыгает, - самодовольно жмурясь,
рассуждал Витек, - А ты задумывался, почему? Элементарно: потому что я
здоровый!
Доморощенное кредо кишиневского прохиндея начинало меня забавлять;
набирая воздух в легкие, я нырял и выныривал как можно дальше. Года через
полтора Степанцов напишет мне в армию: "Мы с Пеликаном (так он окрестил
Пелленягрэ) уже дошли до того, что целуемся на людях, никого не
стесняясь..."
Помимо охранных функций, Витек брал на себя и роль сводника. В
литобщежитии функционировал буфет. Простушка лет тридцати продавала
апельсины в розницу. Однажды Пеликан, кивнув ей на меня, беспардонно ляпнул:
- Не хочешь с ним переспать? А что? Хороший мужик!
Сам балагур путался с красавицей Антой, латышкой на просвечивавшем
ветхозаветном меху. Судя по ее фиолетовым подпалинам, в Риге ей нередко
давали понять, кто есть кто. Тем не менее Анта успешно вила из него веревки.
Помню, как любовник понуро волок ее манатки от Планерного к электричке. Всю
дорогу по снежному полю веселая плантаторша подтрунивала над изможденным
рабом. Впрочем, его усталость больше объяснялась бурной ночью, проведенной
накануне.
Добравшись до дома, мы одобрили наш уик-энд и втроем уселись вечерять.
Тут в дверях проклюнулся Артур Доля, а цугом за ним - бритоголовый уркаган
Федоров. Последний, по обыкновению, травил какую-то бытовуху. Изъяснялся он
бурлескно: в конце каждого слова вставлял суффикс "на". Израильтяне бы
подобную вежливость сочли гипертрофированной[*]. Оставалось лишь дивиться
ювелирному искусству русского прозаика, низавшего свои матюги, точно
янтарные бусины.
Однако эти олухи забурились к нам не лясы точить. Внизу, на морозце,
притопывая да прихлопывая, их дожидалась пьяная шалава, отфильтрованная
строгой вахтершей в виду позднего часа. Карниз Анты на третьем этаже
примыкал к пожарной лестнице. Сообразив, чего от нее хотят, хозяйка с
готовностью приосанилась:
- Не робей, пацаны, я дока в альпинизме!
Прикинув расстояние до земли, мы накрепко связали штук семь простыней.
Рижанка и ее услужливый илот обвязали вокруг пояса импровизированный канат.
Доля с Федоровым встали у окна - подсекать улов. Перекрестившись, литераторы
приступили к групповому ужению из проруби.
Чугунные ступени были покрыты слоем льда. Боясь поскользнуться, добыча
ползла к нам со скоростью улитки. И вдруг раздался грохот. Пелленягрэ спал с
лица: он живо представил себя на скамье подсудимых... К счастью, это
гробанулось нижнее звено водосточной трубы. Наш рыболовецкий траулер
модифицировался на глазах - превратившись в ракету, стартующую с космодрома.