"Эмил Манов. Галактическая баллада (нф роман)" - читать интересную книгу автора

такого рода энтузиазм в первой четверти века, во времена процветания
Восьмой республики, и вы поймете мой ужас. Потому что именно в ту эпоху
большинство французских граждан, любящих свободу, ночью мечтали об
абсолютной монархии. Когда я докладывал об этом поразительном случае отцу
Ивроню, он вздохнул и воздел глаза к Саваофу.
- Мсье Гиле, - сказал он. - Я почувствую себя очень неудобно, если в
министерстве возникнет идея исключить ваш предмет из программы, коллежа...
Есть у вас таблетки от насморка?
Я дал ему таблетку, и с того дня перестал ему докладывать о чем бы то
ни было. Отец Ивронь нашел подходящий случай, чтобы отметить мою
интеллигентность, и похвалил меня. Сен-Сансез также начал относиться ко мне
более благосклонно, утверждая, что я не принадлежу к самым никудышным
членам Патриотической лиги.
Но это только детали общей картины Франции в ту знаменательную эпоху.
Вот вам еще несколько штрихов, касающихся политической и социальной жизни:
Национальное собрание как институт излишний и вызывающий смех было закрыто
в самом конце XX века, то есть, за два года до моего рождения; министры
назначались Президентом и имели право присутствовать на его утреннем
одевании, за исключением министра просвещения, который, в силу функции,
которую исполнял, почти всегда был в превентивной немилости; Президент сам
себя назначал - конечно после необходимого конституционного согласия Трех
фирм, которые управляли экономикой страны; интеллигенция вежливо улыбалась
направо и налево, поддерживала все, что могло быть поддержано, и
расчитывала (тайно, естественно) на революционный дух пролетариата; у
пролетариата было, что есть, получал он 0,000,000,001 процента от
дивидентов Трех фирм и не имел никакого намерения спасать интеллигенцию;
крестьяне спали по 24 часа в сутки; в стране было два университета,
готовивших епископов и кадры для Управленческого корпуса и двухсот
психиатрических больниц, оборудованных по последнему слову техники - для
политических противников режима; полиция, исключительно гуманная и
просвещенная, составляла половину населения; с целью внушения еще большего
уважения к славному прошлому Франции на площади де ля Конкорд была
смонтирована музейная гильотина, которая работала так же хорошо, как и два
века тому назад. И так далее и тому подобное.
Не меньшие успехи имелись у нас и на международной арене.
Самыми значительными среди них были Девять железных занавесов между
нами и коммунистическим Востоком, состоящих из стратегических ракетных баз
и пропагандных трюков. Они были такими надежными, что никто уже не знал,
что происходит за ними. Другим достижением был наш союз с Нибелунгией, с
которой нас связывала надежда на Третью мировую войну. Этот союз был
достигнут только тогда, когда мы согласились повесить портреты незабвенного
фюрера рядом с портретами нашего Президента. С англичанами, пользующимися
могущественной поддержкой Салазара (все еще живого в то время), нас
разделял Ламанш и некоторые различия в моде - это было неизбежно, хотя и
печально; они со своим британским упрямством не пожелали вовремя принять
общий язык франангле, настаивая, чтобы он назывался инглишфренч - с чем ни
один разумный французский Президент никогда бы не согласился. Но подлинные
затруднения нам создавала только Испания; она угрожала своим плохим
примером нашим государственным устоям, так как Франко на своем
стопятидесятилетнем юбилее объявил ее государством парламентарной