"Елизавета Манова. Один из многих на дорогах тьмы..." - читать интересную книгу автора

Эту ночь она тоже провела у тюрьмы.
Сколько дней назад она убежала из дому? Не было дней - лишь одна
бесконечная ночь, иногда многолюдная, иногда - пустая. Свет погас, и все в
ней погасло в тот день; не было мыслей, не было даже надежды. Только
какой-то инстинкт, какая-то безысходная хитрость...
Эта хитрость велела обменятся одеждой с нищей старухой, и теперь мимо
нее, закутанной в драное покрывало, не узнавая, ходили те, что искали ее.
Этот странный инстинкт заставлял без стыда подходить к тюремщикам и
охране, и она торопливо совала в их руки то кольцо, то браслет, и они
отводили глаза от безумных пылающих глаз, обещали, не обещали, но не гнали
ее от тюрьмы. Ела ли она хоть раз за все эти дни? Спала ли хоть миг за все
эти ночи? Только жгучая черная боль, только жаждущая пустота...
- Он не хочет, - сказал ей тюремщик и отдал кольцо. Это кольцо
подарил ей Энрас, и она берегла его до конца. - Уходи, - сказал тюремщик,
- никто ему не нужен.
Это была неправда, и она не ушла. Она только присела на землю в
глубокой нише, и ее лохмотья слились со стеной. Там, за этой стеной, еще
билось его сердце. Когда оно перестанет биться, она умрет.
А потом появились люди, и она побежала к воротам. Было очень много
людей, но она не видела их. Бешеной кошкой она продиралась в толпе,
яростная и бесстыдная, словно горе.
И она его увидала! Не глазами - что могут увидеть глаза?
Искалеченного, едва бредущего человека с изуродованным лицом. Нет, всей
душой своей, всей силой своей любви увидала она его - красивого и
большого, самого лучшего, единственного на свете. И она рванулась к нему -
сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь... и его глаза скользнули по ней.
Это были чужие глаза, они ее не узнали. Только тьма была в этих
глазах. _Н_е_п_р_о_г_л_я_д_н_а_я _т_в_е_р_д_а_я_ темнота и угрюмая гордая
сила.
- Энраса нет, - сказали эти глаза. - Уходи! - и вытолкнули из толпы.
И она, спотыкаясь, слепо пошла прочь, пока не наткнулась на что-то и не
упала. И поняла, что незачем больше вставать. Энраса нет. Все.
Серым жалким комком она легла у тюремной стены, и даже боли не было в
ней. Только жгучая, горькая пустота все росла и росла, разрывая ей грудь.
И когда пустота стала такой большой, что проглотила весь мир, что-то мягко
и сильно ударило изнутри. Позабытое дитя напомнила о себе, и впервые за
все эти дни в ней шевельнулась мысль. Нет, не мысль - долг. Если я умру -
умрет и оно. Последнее, что осталось от Энраса, умрет во мне. Я не должна
умирать...
Грубые руки потянули ее с земли. Грубая рука схватила ее за плечо и и
отвела с лица покрывало. И она увидела: это те, что в черном. Черные
отыскали ее, и она умрет. Умрет - когда не должна умирать. И она
взмолилась - не Небу и не Земле, а кому-нибудь, кто может ее услышать:
- О, пощадите! Дайте отсрочку! Мне еще нельзя умирать!
И грубые руки отпустили ее. Сквозь черную тишину она увидала людей.
Много людей в серых плащах, лица их были закрыты и что-то блестело в
руках. Никто ничего не сказал. Тишина задрожала от лязга мечей, и черных
не стало. Люди в сером взяли ее на руки и унесли от тюрьмы.
Когда открылись глаза, она лежала в постели. Она не знала, чей это