"Томас Манн. Хозяин и собака (Новелла)" - читать интересную книгу автора

которая то ли со страху, то ли затем, чтобы его подразнить, вьется над
самым его носом. Но стоит мне сесть на скамейку, как Баушан уже тут как
тут и пристраивается у меня в ногах. Ибо для моего четвероногого друга
непреложный закон - бегать, когда я нахожусь в движении; и садиться, когда
я сажусь. Надобности в этом никакой нет, но Баушал твердо следует этому
правилу.
Мне и странно, и уютно, и забавно ощущать на ноге тепло его
разгоряченного тела. Как и всегда почти, когда я бываю с Баушаном и гляжу
на него, радостное умиление спирает мне грудь. Он и сидит-то
по-крестьянски - лопатки наружу, ступни внутрь. В этой позе он кажется
более приземистым и неуклюжим, чем на самом деле, а белый клок шерсти на
груди выпирает совсем уж нелепо и смешно. Зато, взглянув на его важно
поднятую голову, никто не осмелится обвинить его в неумении держать себя -
столько в ней настороженного внимания... Мы притихли, и сразу же нас
обступила тишина. Шум реки едва сюда долетает. И потому любой самый слабый
шорох и движение вокруг становятся особенно слышны и привлекают внимание:
вот в траве прошуршала ящерица, вот пискнула птаха, где-то поблизости
роется крот. Уши Баушана подняты, насколько это позволяет мускулатура
висячих ушей, голова, чтобы лучше слышать, наклонена набок, и ноздри
влажного черного носа, втягивая все запахи, находятся в беспрестанном
трепетном движении.
Потом он ложится, но так, чтобы все-таки касаться моей ноги. Он лежит в
профиль ко мне, в древней, как мир, симметричной позе полуидолаполузверя,
сфинкс с поднятой головой и грудью, прижатыми к туловищу локтями и бедрами
и вытянутыми вперед лапами. Но ему жарко, он открывает пасть, - и сразу же
вся непроницаемая мудрость его облика исчезает, и он становится самым
обыкновенным псом: глаза моргают и суживаются, а из-за крепких белых
клыков вываливается длинный розово-красный язык.


КАК НАМ ДОСТАЛСЯ БАУШАН


Сосватала нам Баушана плотная, не лишенная приятности, черноглазая
фрейлейн, которая с помощью рослой и такой же черноглазой дочки содержала
пансион в горах неподалеку от Тельца. Это случилось два года назад, и
Баушан был тогда полугодовалым подростком-щенком. Анастасия - так звали
хозяйку пансиона - знала, что мы вынуждены были пристрелить нашу
шотландскую овчарку Перси - слабоумного псааристократа, который в
преклонном возрасте подхватил очень прилипчивую и противную накожную
болезнь, - и с того самого дня нуждаемся в стороже. Она протелефонировала
нам из своего горного домика и сообщила, что приняла на постой и на
комиссию собаку, лучше которой и желать нечего, и что мы можем в любое
время прийти ее посмотреть.
Уступив настояниям детей, - впрочем, нас, взрослых, тоже разбирало
любопытство, - мы на следующий же день после обеда отправились в горы.
Анастасию мы застали в просторной кухне, наполненной теплыми и сытными
запахами; раскрасневшаяся и потная, с расстегнутым воротом и обнаженными
по локоть округлыми руками, она готовила ужин своим постояльцам. Дочь со
спокойной расторопностью подавала ей все нужное, для стряпни. Нас