"Генрих Манн. Зрелые годы короля Генриха IV " - читать интересную книгу автора

возбудил у всех храбрых воинов, своих противников, крайнее презрение.
Разве можно с большой военной силой укрыться за каким-то болотцем?
Наступавшие королевские войска видели только болото, потому что оно было у
них на пути. А холма немного подальше они не замечали, но именно за ним
скрывалась их грядущая неудача.
Королевские войска держали в руках все пути сообщения с Парижем,
главным образом реку Марну и Ланьи - местечко, к которому Фарнезе хотелось,
должно быть, подойти незаметно. Но пока что он укреплялся за своим
болотцем, как будто превыше всего страшился нападения новой знаменитости с
противной стороны - и заставил новую знаменитость дожидаться сражения день,
неделю. У короля было превосходное войско из дворян, которые, однако, стали
скучать и один за другим уезжали вместе со своими отрядами.
Одно дело завоевание столицы: пусть бы они год стояли под ее стенами,
в конце концов они бы ее завоевали и обогатились бы на этом. А вот от
неприступного Фарнезе, окопавшегося и прикрывшегося военным обозом, ничем
не поживишься: дворяне, которым важна была только добыча, устранились и
ждали, чтобы определилось положение. Люди, подобные Рони, устояли, то ли из
чувства чести, то ли потому, что втайне надеялись: "Добро-то ведь там
испанское, мешки с золотыми пистолями. Как знать, когда-нибудь мне, быть
может, доведется взрезать их, и золото потечет ко мне в карманы".
Генриху пришлось признать, что его прославленный противник грозен, но
грозен как-то загадочно. Король послал к нему трубача - пора бы господам
герцогам выглянуть из своих лисьих нор. Он не для того издалека шел сюда,
чтобы спрашивать совета у врага, - холодно ответил итальянец. Король был
раздосадован, однако сражения не добился и даже не добился того, чтобы
увидеть Фарнезе в лицо. Каждый день покидал Генрих местечко Ланьи, которое
сторожили не только его солдаты, - от вражеского войска оно лучше всего
было ограждено рекой, - обходил болото и ждал Фарнезе.
Так текли дни, а ему не удавалось увидать того. Но вот что было еще
унизительнее - его лазутчики доносили, что Фарнезе умеет внушить страх и
что от него не убегает ни один солдат. В железном порядке сменялись на той
стороне дозорные. Тихими ночами особенно явственно долетали до чутких ушей
слова команды, разноязычные, но дружные. Здесь налицо была железная
дисциплина. Ровным шагом, всего в двадцать дней, сделали эти солдаты
переход из Фландрии, каждый вечер укрепляя свой лагерь, как некогда
легионеры Цезаря. При других полководцах то же войско было многоязычной
ордой - мало настоящих испанцев, много валлонов и итальянцев - и опустошало
страну, подобно дикому вепрю, но оно же становилось поистине римской армией
под началом этого самого Пармы. Кто же он такой?
Генриху не спалось, ибо он понимал: на той стороне бодрствует некто и
размышляет, как бы уничтожить мою славу. Таков наказ ему от дона Филиппа.
"Надо быть настороже". Тщетно вглядывался он во тьму. "Огня нет у Фарнезе,
но он не спит никогда. Мне кажется, он видит в темноте и следит за мной.
Он, говорят, болен и стар, кто знает, быть может, он призрак и демон, а не
живой человек". Сырой, безлунной ночью легко испугаться, особенно когда
мысли клонятся в сторону неведомого. Генрих резко повернулся, что-то
коснулось его плеча. Меньше мгновения глядел он в чье-то лицо. Оно было
застигнуто врасплох, и теперь, когда оно исчезло, в темном неподвижном
воздухе еще ощущается его присутствие, воздух пахнет болотом и тлением.
Громко смеясь, пошел Генрих прочь. Отзвук его хохота, правда, как