"Генрих Манн. Голова (Трилогия "Империя", Книга 3) [И]" - читать интересную книгу автора

- В полном согласии с Леей, отвечаю отрицательно.
И сестра в подтверждение упрямо кивнула головой.
Лишь теперь Терра закрыл дверь. Он шагнул вперед, как будто для
разбега: переводя взор с нее на него, он, видимо, размышлял, на которого из
двух броситься.
Так как он не мог решить, Мангольф сказал тихо, чуть не робко:
- Пожалуй, мне лучше уйти? С глазу на глаз вы скорее столкуетесь.
Терра прорычал, все еще пригнувшись, как для прыжка:
- Ты получишь от меня разрешение удалиться, только если дашь
торжественную клятву, что это наша последняя встреча в жизни.
- На это трудно рассчитывать. Да и желать нам этого не следует.
- Я только об этом и молю судьбу. - Терра ударил себя в грудь.
- Я слышу, как судьба отвечает: нет. Итак, будьте оба благополучны! -
сказал Мангольф печально и насмешливо.
Сестра затворила окно и стояла, не шевелясь. Но, услышав, как брат
хрипит, словно в предсмертной агонии, она испугалась и взглянула в его
сторону. Он стоял, прильнув лбом к шкафу и стиснув руками виски. Услышав ее
возглас: "Клаус!", он шарахнулся как ужаленный и стал выкрикивать:
- Подумай хотя бы о моем унижении! - И с нарастающим бешенством: - Беги
за ним! Не обуздывай своего неукротимого влечения! Догони его, бросься
скорей к ногам этого труса, пока он не улизнул.
Он пропустил мимо ушей ее возражения.
- Я видал вас на Портовой улице. Помилуй тебя бог, ведь он нехотя
плелся за тобой. По лицу видно было, что он замышлял измену.
Он надрывно захохотал, - образ женщины с той стороны стоял перед ним.
- Старая песня! Нечего беречь свое достоинство, чтобы оно плесневело
здесь. Беги за ним!
В изнеможении упал он на стул, тогда заговорила она:
- Мое достоинство тут ни при чем. Я не считаю себя покинутой. Я
собираюсь на сцену.
- Значит, это была подготовка? - пролепетал брат в изнеможении.
- Не смейся, ты и сам не знаешь, насколько ты прав. За последнее время
я так много изведала, что самым признанным актерам есть чему у меня
поучиться.
Она стояла, картинно выпрямившись; бледное лицо и алые губы сверху
бросали страдальческий вызов.
Брат глядел на нее снизу, открыв рот. Потом заговорил спокойнее:
- Для этого надо быть исключением, - но мы бываем им в минуты подъема.
А в промежутках - жизнь, куда входит и театр, как обыкновенное ремесло.
- Во мне достанет силы, чтобы преодолеть часы застоя, - с высокомерным
смехом сказала она.
- Тебе? С нашей-то совестью? - Как ни горделиво она поднимала голову,
он продолжал: - И тебе придется смириться. Лишь час назад я считал себя
вооруженным против будничной жизни. А сейчас она снова крепко держит меня в
своих лапах.
Сестра увидела, как у него дрогнул рот, и мягко сказала:
- Кто-то причинил тебе страдание. Не сваливай вины ни на себя, ни на
меня. Лучше заключим союз. - Она протянула ему свою прекрасную, еще детскую
руку.
- Только без необдуманных излияний! - резко сказал он.