"Генрих Манн. Бедные (Трилогия "Империя", Книга 2)" - читать интересную книгу автора

Он направился к двери, но вдруг остановился.
- Кто крикнул "вор"? - спросил он.
Бальрих взглянул на врача.
- Меня никто не может назвать вором. Но я, - сказал он презрительно, -
знаю их немало.
Врач кивнул и удалился.
Некоторое время Бальрих сидел, настороженно прислушиваясь, потом
принялся ходить по комнате все быстрее и быстрее. Наконец-то ему опять все
разрешено - поднять руки, передвинуть стол. Он высунулся в окно. Можно было
коснуться верхушек деревьев, но сквозь густую листву никак не разглядишь,
там внизу. Вдруг ему пришло на ум, что в таких домах бывают отверстия в
двери и в стенах, однако он не нашел ни одного. Затем он стал упрекать себя,
что слишком многое открыл этому шпиону. Если бы молчать, только молчать, -
какое тогда оружие можно дать им в руки? А вместо этого ты выдал им самое
сокровенное - из страха, потому что у них в руках власть. Самое страшное
злоупотребление властью произошло именно здесь, у него на глазах, когда его
чистейшую грезу обследовали в доме для умалишенных.
Теперь Бальрих понял, что аромат, доносившийся из сада, был тот самый,
уже знакомый ему запах цветущих лип - он слышал его год назад, когда едва не
покончил с собой, решив повеситься на первом суку. "Аромат судьбы, - подумал
он. - Сколько пережито с тех пор, сколько пережито!" Растянувшись на диване,
он лежал в раздумье, пока не наступили сумерки, радостно размышляя о своей
миссии, о своей борьбе; тебе, тебе, избраннику, предназначено это свершить.
Рази же их, избавитель, в Гаузенфельде и далеко за пределами его, по всей
стране, во всем мире. Именно в больнице, только потому, что ты очутился
здесь, понял ты, как они надеются на тебя и как другие тебя боятся! Вот оно
- высшее мгновение жизни! Они думали тебя уничтожить, а между тем ты стал
еще сильнее.
Отвыкнув от сна, Бальрих ощутил в темноте особый прилив бодрости. Он
включил свет и вдруг увидел перед собой широкие плечи, голову с большим
выпуклым лбом, узкое, осунувшееся лицо.
И он испугался, перед ним был чужой человек. "Неужели это и вправду
твое лицо?" Он помнил его еще квадратным, как колода. "Неужто у тебя уже
было столько дум и забот, бедняга? Забот о делах столь отдаленных, что ты
еще не скоро увидишь их целительный исход. И сколько же придется ждать?"
"Я не переживу этого, - подумал он, цепенея от ужаса. - Я знаю лучше
их, что со мной. Они называют это манией величия и манией преследования. Но
они еще не знают, что у меня уже было искушение наброситься на Фишера, а
потом на медицинского советника. И вот сегодня я не выдержал. Этот дом
действует на меня. Я погиб".
И, закрыв лицо руками, он опустил голову, словно молился. Страшно
находиться здесь, но и не менее страшно выйти отсюда одиноким на всю жизнь,
и неизвестно, хватит ли у тебя силы выдержать - выдержать борьбу с целым
миром?
Тут голос бога в его душе сказал: "Ты не один, и твоя миссия - это
миссия всех. Все вы должны подняться до вершин разума, опираясь друг на
друга, - все как один. И нищий Динкль так же достоин этого".
Уже рассветало. Бальрих уснул.
Проснувшись, он почувствовал ту же усталость и смятение, что и
накануне. Блуждание мыслей сменялось забытьем, продолжавшимся часть дня и