"Генрих Манн. Бедные (Трилогия "Империя", Книга 2)" - читать интересную книгу автора

любимце матери. Крафт примирился с этим, - женщины его не интересовали. "Он
принадлежит мне одной", - думала мать.
Между тем мысли Эмми, матери юного Ганса Бука, были заняты одним: как
бы удалить сына из комнаты. Она слишком хорошо знала его и знала, что он
заходит дальше, чем его отец, в отрицании своего класса, своих привилегий.
Но что это с ее мужем? Он опять возражает генералу, побагровел не только он,
но и Геслинг. "Мой брат Дидель, - размышляла Эмми, - очерствел. Я помню
время, когда он был совсем другим. Теперь его видят только суровым, поэтому
он думает, что и должен быть таким. И я знаю, - продолжала сестра свои
размышления, - Дидель и муж мой уже никогда не сговорятся. Если бы только
Дидерих позволил, Бук выложил бы им здесь всю правду. Ведь это же страсть
Вольфганга - выкладывать правду, - рассуждала его супруга. - А потом он
все-таки смиряется, даже если не согласен с чем-то, и плывет по течению.
Когда-то ему, должно быть, солоно пришлось. Где же теперь найти силы и
бороться, чтобы не страдали другие?"
Но Ганс!..
"Мой Ганс, - с горечью думала мать, - я трепещу за него. Пока он только
в душе стоит за правду, но я предчувствую, что он захочет и на деле бороться
за нее. А разве это возможно? Или мне надо желать, чтобы он стал другим, мой
Ганс?"
Тут она почувствовала на себе неодобрительный взгляд своей невестки
Густы. Та никогда не сомневалась в своих сыновьях, а ведь они были похуже
отца. "Мой сын лучше, и все же мне приходится сомневаться. Да, жизнь сложна
и запутанна", - говорила себе Эмми Бук.
А на террасе, увитой розами, у Гретхен возник спор с братьями и с
Клоцше, которому надо было уходить. Худосочная, скрытная Гретхен стояла за
рабочих, и возможную забастовку она даже одобряла. Но почему именно. - этого
никто не мог понять. Что бы ни говорил ее нареченный Клоцше, она неизменно
отвечала:
- Да ну тебя, пузан!
Наконец брат Гретхен Крафт не выдержал и открыл ее тайну.
- Эх ты, дурочка! Во всем виноват театр! Она видела на сцене
забастовку, а главаря ее играл Штольценек. Понимаешь, Клоцше? Леон
Штольценек - первый любовник.
Горст незаметно толкнул Крафта в бок, однако асессор спокойно отнесся к
его заявлению.
- Пустяки, - добродушно пробурчал он, - театр - это совсем другое. Я
там тоже аплодировал вместе со всеми.
Когда машина умчала генерала и асессора, Геслинг, оставшись в
раззолоченной галерее, накинулся на зятя.
- Я очень обязан тебе за то, что ты расхолаживаешь моего генерала. Он
совсем раскис. Если он не при шлет мне солдат, нам на крайний случай
останется еще твоя болтовня.
Бук возразил, что слово всегда недооценивают, точно так же как
недооценивают моральные факторы.
- Разве я аморален? - гневно спросил Геслинг.
- Средства, какими ты удерживаешь власть, - продолжал Бук, - те же,
какими хвалятся и бунтовщики. А другие, которых они не знают, тебе так же
чужды, как и им. Вы стоите друг друга! - мягко закончил Бук.
Геслинг пришел в ярость.