"Афанасий Мамедов. Самому себе (Повесть) " - читать интересную книгу автора

свисток затона для зимнего ремонта речных судов старается имитировать: она
там еще с войны лет сорок проработала в малярном цехе.
Я говорю:
- Ну берись да выполняй. Флаг тебе в руки.
- Давай на пару? Вдвоих повеселее, посмельчее.
- Сам...
- Колян, а, Колян...
- Сам, сам управишься! Навар-то хоть приличный будет?
- Какое там! - Семеныч махнул рукой.
- Ну вот видишь! Так что сам справляйся. Только уши ей помой сперва.
Семеныч включил радио. Оно у него всегда на волне "Ретро". Он когда
позлить меня хочет, или Жирика своего до небес возносит, или "Ретро" заводит
на полную мощь.
Пели "Белую лаванду".
Семеныч подпевал и почесывал свою лысину сквозь ездившую туда-сюда
лоснящуюся кепку.
По тому, как хрыч этот подпевает Софии Ротару, я понимаю, что он уже с
самого утра поддатый слегка. Вернее, даже не слегка, а весьма основательно;
пошел чего-то мне рассказывать, когда "Лаванда" кончилась, будто бы в
детстве ему бабка наказывала: "Нэ ховори нэкому, шо мы казакы. Мы, Семка,
беднакы, иногородные мы... А у дида мово восемь коней було, и усе
справные..." Потом он вдруг частушку первой четверти века выдал:
"Коммуняки - лодыри, царя, Бога продалы.
Сами дэнег накопылы, а черта лысого купилы!.."
В ответ я выложил ему свое: "Политикану хорошо у пирога, но в минуту
самую приятную пусть тогда отчаяние мое сдавит ему горло черной лапою!.."
(Из какой бардовской песенки я это на потребу злой минуте переделал?)
Семеныч мой закивал согласно.
Легко мне с ним, хоть он и придурок.
Попозже выяснилось, откуда родилась казачья тема в разговоре.
Оказывается, он хотел в казаки записаться, пошел в станичное правление
наше городское. Станица - в городе! Да, не хило. В общем, приходит мой
водила, а там - все же не в атаманах, нет, а в есаулах-подъесаулах
активничает один из тех, кто на зоне к делу его
"опускания", как бы это получше сказать, не руку, нет, ну, короче,
совсем другое приложил. Семеныч не постыдился и об этом акте рассказал
казацко-канцелярскому активу, поэтому Семеныча не приняли.
Семеныча брезгливо турнули. А сам тот гад, подъесаул-мужеложец, "на
зоне вроде бы к куму ползал да сучил ради досрочки, как бывший коммуняка".
Тут же, без малейшего перехода, Семеныч предложил:
- Давай твою жинку замочим, а? - Приподнял двумя пальцами кепку, а
остальными произвел чесание лысины.- Она ведь жизню тебе всю портит, я ж
вижу, Колян! - Перевел взгляд с дороги на меня.
- А ты мне для чего? - говорю ему.- Уж если захочу, то со своею сам
управлюсь как-нибудь.
- Не, не, Колян, не говори... При первом разе напарник даже попросту
для ради храбрости нужон. Это потом ужо, когда душонка обмозолится, тогда,
понятно, и один смогешь.
Узнаю дядюшкино высказывание про жеребца и комариху. Еще дядя Антон
советовал к себе с долей иронии и небрежения относиться, а в качестве приема