"В.В.Малявин. Чжуан-цзы" - читать интересную книгу автора

Логическая всеобщность законов разума всегда считалась на Западе прообразом
подлинного бытия, и редко кто из творцов ее классической философской
традиции допускал, что мыслитель может пренебречь концептуальным
совершенством и воспринимать реальность чисто ситуативно, без "почему" и
"зачем" - как поэт, который, говоря об уникальном, вскрывает безусловное
единство вещей.
Даже беглого знакомства с западной литературой о Чжуан-цзы достаточно
для того, чтобы увидеть ее предвзятость в отношении даосского философа. Мы
найдем в ней немало рассуждений о "Едином" и "Абсолюте", но не встретим
достойной оценки того факта, что в основе даосского миросозерцания лежит
все-таки категория "превращения". (Да и что такое, в самом деле, "философия
превращения всего во все"? Что-то вроде Овидиевых "Метаморфоз" - чтение
странное и наивное.) Западные авторы охотно говорят о понятии
"истинно-сущего" в даосизме, но не желают замечать, что реальность в
даосской мысли понимается именно как предел всякой сущности, в том числе,
разумеется, и "истинно-сущего". Западные исследователи в духе требований
классической эстетики упорно разыскивают аллегорический, сугубо
инструментальный смысл образов Чжуан-цзы, отворачиваясь от того очевидного
обстоятельства, что эти образы довлеют себе и, по признанию самих даосов,
заслуживают лишь прозвища нелепицы.
Должны ли мы подозревать даосов в лукавстве, когда они заявляют, что их
правда проще всяких слов о ней и всякая попытка "вывести" истину тщетна и
даже чревата духовной смертью? И если даосские мудрецы действительно хотели
сказать то, что находят в их книгах рационально мыслящие систематизаторы, то
почему они выражались так "иносказательно"? Думается, единственно серьезный
подход к наследию Чжуан-цзы состоит в том, чтобы принимать его таким, каково
оно есть, и стремиться искать истину, о которой говорит Чжуан-цзы, в
обыденном, для каждого открытом и каждому внятном - или невнятном - смысле
его речей.
Если говорить шире, измерение даосской традиции европейским аршином
кажется не слишком плодотворным занятием, даром что оно обещает удобный и
короткий (даже заранее известный) путь к мудрости даосов. Собственно, в
самом инструментарии подобного изучения нет ничего предосудительного. Но
наша задача должна состоять, очевидно, не в том, чтобы удостовериться в
наличии или отсутствии у Чжуан-цзы тех или иных видов знания, различаемых в
современном мире, а в том, чтобы осознать сами условия его философствования.
Легко показать, что эти условия специфичны в каждой культурной традиции, что
в истории человечества в противоположность тому, что до последнего времени
думала о себе европейская философия, не существует ни универсальной точки
отсчета мысли, ни универсальных принципов философии. Неудобно даже
напоминать о том, что европейские, китайские или индийские понятия никогда
не являются эквивалентами и не имеют общей системы, координат. Между тем нет
более распространенной и более незаметной ошибки, чем отвернуться от
неизвестного, назвав его известным словом. Слишком часто за маской
"объективности" европейцев, изучавших чужие традиции мысли, скрывалось
нежелание видеть в этих традициях равного партнера в философском диалоге,
отношение к ним как пассивному "объекту исследования", годному только на то,
чтобы лишний раз подтвердить их собственные представления, или, наконец,
сугубо музейное любование ими. Слишком долго Запад был занят
"демистификацией" чужих культур. Никогда не будет поздно посмотреть, не