"Борис Малиновский. Участь свою не выбирали " - читать интересную книгу автора

блиндажом. В этой воронке мы докопались до воды и иногда пользовались ею.
Правда, она пахла порохом, но все же была пригодна для питья.
Вместе с Варягиным на шесть километров волжского берега нас было шесть
двадцатилетних: четыре бойца, сержант и лейтенант.
Справа от наблюдательного пункта через редкие стволы сосен виднелись
дома пустующей деревни: жители покинули ее, боясь обстрелов. Слева от нашего
окопа вдоль Волги тянулся высокий бор.
Где-то там, далеко, еще ниже по реке, находились НП остальных батарей
дивизиона; в глубине безлюдного леса километров за десять от нас на опушке
поляны стояли четыре орудия нашей батареи, связанные с нами тонкой ниточкой
телефонного провода.
До Иванова, моего родного города, расположенного примерно в центре
европейской части страны, отсюда напрямую было двести километров. Враги
прошли в четыре раза больше и рвались к Москве, пытаясь выполнить желание
фюрера провести парад фашистских войск на Красной площади 7 ноября, в день
24-й годовщины Великой Октябрьской революции.
По-разному встречали защитники Москвы этот праздник - кто лежал в снегу
на поле боя, кто в окопе, вроде нашего, а кто и в госпитале; для
счастливчиков этот день совпал с короткой передышкой. Но одно у всех было
общим: огромная, все нарастающая тревога за судьбу Москвы.
Крохотным, малозначительным островком был наш НП в будущем море
сражений, ближе и ближе подступающем к столице. И все-таки не было чувству
одиночества и оторванности от главных сил фронта, от Родины.
Морозным утром 7 ноября мы увидели, что за ночь вся поверхность Волги
покрылась снегом. Еще неделя-две - и реку скует толстый ледяной панцирь. И
тогда из защитницы она станет помощницей врага, и мы останемся с ним один на
один: впереди пехоты как не было, так и нет...
В то утро с батарейной кухни необычно рано принесли термос с пищей и
бутылку водки. Мы разложили еду по котелкам, водку разлили в единственный
стакан и крышки от котелков.
Варягин поднял задубевшей от мороза рукой стакан и протянул к нашим
"рюмкам" из крышек:
- За наш великий праздник! За Сталина!
Мы дружно чокнулись с ним: каждый из нас в душе тоже произнес эти
слова. Я выпил свою "рюмку" вместе со всеми. В котелки с кашей нападали
снежинки и не растаяли. Молча принялись за еду. Говорить было не о чем:
после переброски за Волгу не получали ни писем ни газет... Невольно
думалось, как необычно встречаю праздник, вспомнилось родное Иваново.
Пытался и не мог представить, что сейчас делается в Москве...
Через несколько дней на НП принесли "Правду", а мне - письмо и посылку.
В газете - снимок Красной площади и речь Сталина на военном параде. "У нас
временные трудности! - сказал он. - Пройдет несколько месяцев, полгода,
может быть, годик, и гитлеровская Германия лопнет под тяжестью своих
преступлений. Победа будет за нами!" Прочитав это, мы испытали огромную
радость и облегчение: оказывается, наши дела не так уж плохи! Читали и
перечитывали газету, вдумываясь в смысл каждой строчки.
Письмо тоже обрадовало: "Иваново еще ни разу не бомбили, - сообщал
отец, - хотя воздушные тревоги объявлялись". В посылке - теплые портянки и
вязаная кофта из медвежьей шерсти. Видно, почувствовало мамино сердце, как
дрожал я на морозе в своей солдатской шинели и кирзовых сапогах. Кофту дала