"Борис Малиновский. Участь свою не выбирали " - читать интересную книгу автора

Под насыпью, у самого полотна, выкопали яму и накрыли лежавшими
неподалеку шпалами. Работа согрела нас. Оставив одного бойца дежурить, я с
остальными залез в блиндаж, где сразу же и уснул в намокшей от пота одежде,
прямо на земле. Вылезая утром наверх, ребята щелкали от холода зубами и
дрожали всем телом: последние дни резко падала температура, а эта ночь была
особенно холодной.
Вместе с Богдановым сразу же пошли выбирать наблюдательный пункт. С
высотки за насыпью, поросшей густым кустарником, в слабом утреннем тумане
были видны деревня и большое поле перед ней. Посередине тянулась цепочка
совсем не замаскированных недавно вырытых окопов. То в одном, то в другом
мелькали головы красноармейцев - судя по всему, им приносили пищу. Один
храбрец сидел наверху и преспокойно ел из котелка.
Немецкая передовая проходила по огородам деревни и была хорошо видна.
Обзор отсюда был отличный, и, оставив Богданова рыть окоп, я вернулся назад.
Тем временем связисты уже установили телефонный аппарат и сообщили, что
штаб требует Бокова. Поскольку он еще не появлялся, трубку пришлось взять
мне.
Начальник штаба дивизиона спросил, что нами сделано и где находится
командир батареи. Я доложил, что НП и блиндаж готовы, а Боков, наверное,
скоро будет, поскольку идет сюда через штаб батальона вместе с лейтенантом
Смирновым и красноармейцем Федотовым. Через час меня снова позвали к
телефону. Узнав, что комбата еще нет, начальник штаба приказал отправить
двух красноармейцев в стрелковый батальон и разыскать пропавших.
- Живыми или мертвыми! - добавил он.
В полдень красноармейцы вернулись, никого не обнаружив. В этот день
"мессершмитты" совершили жестокий налет на оставшиеся на старом месте
наблюдательные пункты других батарей дивизиона, обстреляли штаб полка и
бомбили огневые позиции в Эмаусе. Действовали они точно, словно по чьей-то
подсказке.
Через два дня меня и Богданова вызвали в штаб полка. Там капитан стал
расспрашивать про Бокова, Смирнова и Федотова. Мы рассказали обо всем, что
произошло за те три дня, пока Боков командовал батареей, и, главное, о его
ответе на мой вопрос. В конце наших объяснений капитан укоризненно покачал
головой:
- Эх вы! А еще комсомольцы!
Не сказав больше ничего, он отпустил нас. Но нам самим уже стало ясно,
что рядом с нами был предатель, сумевший подбить на предательство нашего
комвзвода и подбиравший ключи к нам.
Вспоминая сейчас и заново переживая этот случай, когда я мог стать
невольной жертвой предательства, если бы комбат, не почувствовав моей
внутренней неприязни, "прихватил" с собой и меня, задаю себе вопрос: как
могло случиться, что мы не разгадали зловещего замысла этого человека? Ведь
разговор с ним встревожил и зародил в нас чувство отчужденности. Однако для
кадровых сержантов и красноармейцев авторитет командиров и политработников
был настолько высок, что ответ комбата был воспринят нами только как
своеобразная реакция на долгое изнурительное отступление, участником
которого он оказался. Вопрос - победим или нет - перед нами не стоял: мы
безгранично верили словам Сталина, считая отступление делом временным. И
поэтому менее всего ожидали, прибыв на фронт, предательства со стороны
боевых товарищей из одного и того же блиндажа и окопа, тем более - от