"Лео Малле. Смерть ростовщика ("Нестор Бюрма") " - читать интересную книгу автора

Иветт Шовире, Зизи Жанмэр или Людмила Черина... Я не был уверен. Но
одна из балетных див. Любая. Обнаженная малютка из массивного золота плясала
на моей груди, как перед тем, казалось, танцевала на груди Кабироля. Две
маленькие туфельки из белого атласа щекотали меня в области левой груди. До
моих ноздрей доносился хорошо знакомый аромат, уже встречавшийся мне два
раза. Аромат губной помады, девушки в подъезде и помады на губах ростовщика.
Я выругался, пошевелился, перекатился на живот и с трудом приоткрыл
глаза. Вдвоем с Кабиролем мы образовывали чудесную парочку, милый сюжетец
для каминных часов, каких столько производят в этом квартале.
Полежал на животе, повернул голову на бок, прижав ухо к полу, вроде
индейца на тропе войны, следящего за передвижениями противника.
Боже мой! Сколько времени я уже нахожусь здесь? Несмотря на застилавшую
глаза пелену, мне показалось, что предметы видятся яснее, чем раньше. Что
это - свет нового дня или искусственный?
Я закрыл глаза. Обнаженная женщина не давила больше на мою грудь, но
аромат остался, стойкий и одуряющий.
Я снова открыл глаза. В несколько сантиметрах от моего лица маленькая
нога, обутая в змеиную кожу, раздавила каблуком выпавший из пепельницы
окурок. Обтянутая прозрачным чулком, она была красива. Я снова выругался и
выбросил руку вперед, пытаясь схватить ее за щиколотку. Нога внезапно
исчезла из моего поля зрения, раздался щелчок, и все погрузилось во мрак.
Вдалеке захлопнулась дверь, затем наступила тишина. Тишина, населенная
различными шумами: стонами ветра, стуком дождя, тиканьем часов, перебиваемым
странной дрожью, гулом у меня в ушах. Но не осталось ни мурашек по коже...
ни аромата духов. Только запах пыли, затхлый дух сырости и еще один запах,
пошлый, тошнотворный: запах крови. От него вполне можно было снова потерять
сознание.
Но было не время. Опершись локтями, я сумел встать на четвереньки.
Некоторое время оставался в этой позе, мотая головой, смутно различая перед
собой словно покачивавшуюся фигуру Кабироля. Наконец, цепляясь за мебель, я
поднялся. Вокруг меня сгущались сумерки. Я испытывал потребность ясно
взглянуть на происходящее, во всех смыслах этого слова. Возможно, небольшая
доза света смягчит испытываемое мной головокружение, усиливавшееся от
полумрака. Я нажал кнопку выключателя настольной лампы.
Разлившийся свет упал на рукоять ножа для разрезания бумаги, вызвав на
нем яркий теплый отсвет. Что же до предполагаемых прогулок обнаженной
женщины из золота, то они мне только померещились. Она не покидала груди
Кабироля, чтобы пронзить мою, а оставалась прикованной к месту, замерев с
поднятой ногой. В определенном смысле мне так больше нравилось.
Таким образом, к кинжалу не прикасались. Зато прикоснулись к двум
другим вещам: к губам умершего, с которых стерли следы помады, и к
бумажнику, больше не оттопыривавшему карман, куда я его вернул после
денежного кровопускания.
По ассоциации я осмотрел собственные карманы. Пятьдесят купюр
по-прежнему оставались в моем распоряжении. Повезло. Я еще поздравлял себя с
этим, когда раздался телефонный звонок.
В тот момент я еще плохо соображал и к тому же находился слишком близко
к аппарату, чтобы проконтролировать реакцию. Пока я понял, какую
неосторожность совершаю, липкая от сырости трубка уже касалась моего уха.
Вначале зазвучал "Вальс гордецов" из фильма Ива Аллегре, а потом, на фоне