"Сокрытые-в-тенях" - читать интересную книгу автора (Гомонов Сергей)
6 часть. До свиданья, город ста ветров!
Тяжелым было возвращение в Каанос. Как ни старался доктор Лорс Сорл, Ольсару в пути стало еще хуже; зато Айнор совсем исцелился и уже не вспоминал об омерзительном вкусе пойла.
— Вам не работать, а лежать нужно, Ольсар! — убеждал его лекарь. — Забудьте пока обо всем, говорю я вам! Вы еще очень плохи!
Ольсар ничего не отвечал.
По приезде отвел его Айнор в прежний гостиничный номер, однако тот ухватил телохранителя за рукав и быстро заговорил:
— Айнор, вы помните дело о расхитителях гробниц? Я тогда вычислил их и разоблачил, чем и снискал особое расположение месинары…
— Смутно припоминаю. Но к чему вы вспомнили о расхитителях, Ольсар?
— Мне нужен человек по имени Вальбрас. Прямо сегодня. Чем скорее, тем лучше.
— Но это безумство! Вальбрас заточен в крепость. А вам необходимо соблюдать предписания доктора Лорса и выздоравливать!
Ольсар хитро сузил глаза:
— Айнор, кажется, этой ночью кто-то клялся, что готов на все, лишь бы спасти ее величество месинару. И где же это все? Вы отказываетесь выполнить самое простое задание — привести мне заключенного Вальбраса.
Айнор вспылил:
— Неужто вы считаете, что я братаюсь с тюремщиками?! Ничего себе — «самое простое задание»! Лежите! — он насильно уложил сыскаря обратно в постель и накрыл его одеялом. — Я не позволю вам калечить себя, вы нужны для поисков месинары! А потом делайте, что вам заблагорассудится!
— Так вот, для поисков месинары мне нужен главарь шайки расхитителей гробниц по имени Вальбрас. Каким образом вы раздобудете его для следствия, мне все равно. Постарайтесь только сделать это быстрее. Жду вашего с ним возвращения. До встречи. А теперь я буду спать.
Телохранитель недоверчиво взглянул на него, запахнулся плащом и стремительно покинул комнату. Едва дверь за ним закрылась, Ольсар откинул одеяло, вскочил и, вытащив из-за пазухи куски пергамента с картами и небольшим эпизодом истории хогморов, уселся за стол:
— Так, а сейчас мы обдумаем нашу тактику и стратегию, господин Айнор. Вы работайте, работайте! Думать здесь буду я.
Десятки мыслей толпились в голове Айнора, а вот хорошей идеи, как найти и вытащить из темницы некоего Вальбраса, у него не появлялось. Осуществить «простое задание» было куда труднее, чем в одиночку противостоять целой шайке хорошо вооруженных разбойников — по крайней мере, с этим Айнор уже однажды справился.
— Вот так… — сокрушенно признался он себе, садясь на камень под крепостной стеной и глядя на протекавшую возле тюрьмы реку Забвения, на зарешеченные окошки, на выставленных в дозор охранников. — И хоть ты тресни, овечья голова. Что ж это я в свое время с охранниками не якшался-то? А ведь мог. Ну, задал задачку Ольсар, да не для моей смекалки…
Поразмышляв, Айнор решил идти на поклон к регенту за позволительной грамотой. Другого выхода он не видел. Объяснить заносчивому Кэйвену К, что да как. Регент хоть и ненавидит окружение месинары — да и саму месинару, чего греха таить, любит немногим сильнее — а все ж человек, преданный государству. Он поймет, что все это нужно для спокойствия страны, и подпишет разрешение на отлучку заключенного. Вот только не сходится что-то…
Айнор забрался в седло, и Эфэ легко понес его в город, радуясь знакомой руке наездника и долгожданной воле.
— Не сходится что-то, — бормотал телохранитель. — Регент подпишет (если подпишет!) разрешение на временное освобождение под мою ответственность. А Вальбрас заговорит лишь при одном условии: ему дают свободу. Если я устрою ему побег, то сам стану государственным преступником и уже не смогу помочь моей госпоже… Нет, не сходится.
Другого хода ждет от него Ольсар.
Все повернулось иначе. По улицам Кааноса следовало праздничное шествие; в ярких одеждах и масках, люди пели и танцевали. Идея промелькнула вспышкой молнии, стоило Айнору узнать в одной из красных фигур на ходулях своего старого приятеля, актера-комедианта. Повернув коня в проулок, телохранитель обогнал шествие через соседний квартал и снова очутился нос к носу с устрашающей фигурой в кровавой маске и длинном, в пол, алом балахоне.
— Митсар! Эй, Митсар!
Актер наконец услышал его и свернул с дороги.
— Айнор? Ты что не празднуешь?
— Не до праздников. Слушай, мне твоя нужна помощь.
— Мне надо переодеться…
— Ни в коем случае! Ты мне нужен таким, какой есть, и сейчас же!
— Э-э-э… ну, хорошо… — удивленный странной просьбой, все же согласился Митсар. — А что я должен делать?
«
Айнор признал, что голос ему почудился. После той ночи у Черного озера с ним постоянно происходят странные вещи, и уже пора признать: с головой у него не все в порядке. Может, не так сильно, как у горничной Нейлии, но все равно ощутимо.
— Что ты должен делать… — нараспев повторил Айнор и, спохватившись, поднял голову, чтобы взглянуть на возвышающегося Митсара. — Ах, да! Тебе нужно стащить вон с той лошади черное покрывало и вместе с ним опять прийти сюда.
— На ходулях?
— Ходули сними, но возьми с собой. И, если сможешь, раздобудь такой же, как у тебя, костюм и маску мне.
— Задал задачку! — жалобно отозвался Митсар, оглядываясь на своих артистов, которые возглавляли карнавальное шествие.
— Не бесплатно же, Митсар!
— Ладно. Ты меня выручал, и я тебя выручу. По крайней мере, попробую выручить…
 |
Айнор остался ждать, держа под уздцы нетерпеливого Эфэ, а конь все норовил пожевать край его плаща. Проходивший мимо патруль с подозрительностью оглядел их, но начальник стражи, громила Рэтан, узнал телохранителя и приветливо с ним раскланялся. «
От невеселых мыслей его отвлек тихий свист. За деревянной беседкой в кустах, пригнувшись, его поджидал Митсар. Он снял ходули, и теперь едва доставал Айнору до пояса: комедиант уродился карликом.
— Всё взял, — он протянул телохранителю ходули и ворох красно-черного тряпья.
— Лезь на коня.
Они уселись на Эфэ вдвоем, Митсар впереди, недовольный жесткой лукой седла, к которой оказался тесно прижат причинным местом.
— Этак я себе все напрочь поотбиваю! — пожаловался он, когда телохранитель укрыл его своим плащом, полностью пряча от посторонних глаз.
— Не поотбиваешь. Н-но!
— А-а-а-а!!!
Эфэ полетел к крепости ровной, нетрясской иноходью.
— Ой, — перестав орать, сказал артист. — Вот это скакун!
— А я что говорил? Не конь — чудо! Значит, теперь слушай, что будем делать дальше…
Вальбрас когда-то был вдохновенным охотником за богатством тех, кого Ам-Маа Распростертая уже прибрала в серебряный океан и кому эти побрякушки были теперь совсем без надобности. Одним словом, Вальбрас занимался расхищением богатых склепов. Сколотив небольшую шайку, он помышлял в Целении, а в иные времена выбирался с ребятами в провинциальные городишки Ралувина.
Но все рухнуло в одночасье после того, как дернула их нелегкая забраться и разграбить королевскую гробницу, где находили приют все предки ныне здравствующей месинары Ананты. Династийный склеп отличался роскошью убранства и, кроме этого обстоятельства, ничем не удивил бы дерзкого, видавшего виды Вальбраса сотоварищи. Но в упокойной галерее открылось еще кое-что, стоящее свободы всей шайке.
Когда об осквернении родового склепа узнала ее величество месинара, она тотчас пригласила к себе лучшего в стране сыскаря. Это был Ольсар, и он нашел охотников за сокровищами мертвецов так быстро, что конвой их хватал совершенно растерянными от неожиданности.
Громкого суда над расхитителями не было. Месинара предпочла закончить все быстро и без лишнего шума. Она никогда не поощряла пытки и предпочитала обрекать виновников на неволю, а не на смертную казнь. За все правление династии исторические летописи упоминали от силы два самых суровых приговора, вынесенные отъявленным головорезам. Ананта не просто числилась правительницей, ей был подконтролен каждый чиновник и политический деятель страны, она знала все о действиях месината и запросто могла наказать за злоупотребление властью. Честные люди любили ее, склонные к продажности — ненавидели, но никто не смел возроптать пред ее немыслимым величием и властью.
Потому Вальбраса и его подельников не казнили, но посадили в одиночные камеры подземной темницы в крепости, где все они по очереди, кроме стойкого Вальбраса, на протяжении восьми лет заключения лишались рассудка.
Как любой бессрочный арестант, главарь бывшей шайки расхитителей гробниц выскребал на камнях стены черточки, обозначавшие дни. В его камере не было окна, и время он отмерял только по приходу тюремщиков, которые разносили еду. На исходе был восьмой год заточения Вальбраса.
А с ума он не сошел по одной простой причине: у него была цель. Привыкшему копать землю нетрудно заниматься тем же самым и в каменном мешке, тем более, в подземелье ему помехой были только камни фундамента, с которыми опытный Вальбрас справился в два счета.
В прежние времена ему не была присуща мстительность, но теперь, когда восемь лучших лет его жизни канули в безвременье, а каждый день из этого срока тянулся, похожий один на другой, Вальбрас изменил своим взглядам. Он так и не смог понять, почему их подвергли столь страшной расплате, и не считал себя так уж виноватым перед месинарой. А у человека, который ощущает себя невиновным, очень сильно чувство незаслуженной обиды. И поэтому ему очень хотелось повстречаться при случае с сыскарем Ольсаром и поговорить без свидетелей. Нет, убивать его Вальбрас не собирался, но помучить морально был не прочь.
Сегодняшний день для Вальбраса ничем не отличался от других, и только желудок, привычный к не меняющемуся распорядку дня, подсказывал: что-то долго сегодня тянут с кормежкой!
Бывший разоритель могил постучал в стену, спрашивая соседа слева, не было ли у того тележки со жратвой. Сосед не пожалел времени, чтобы лишними ударами сообщить, мол, да, не было, а заодно присовокупить к этому свои мысли об этом, о тюремщиках и о политической обстановке в этой проклятой стране. Продолжать диалог Вальбрас поленился. Он почесал завшивленную бороду и задумался. Что могло произойти? Может, Цалларий напал на Целению и захватил ее, а всех здешних заключенных месинор Ваццуки, славный своей жестокостью правитель, приказал уморить голодом?
В долгие часы раздумий, коих у арестантов по обыкновению в избытке, Вальбрас пришел к выводу, что маски, испокон веков носимые людьми всего мира, если не считать диких кочевников, на самом деле вовсе не нужны. Когда эта мысль пришла к нему впервые, он испугался ее крамольности и выкинул из головы. Но она вернулась.
«
Обеда все не было. Вальбрас подумал о своем подкопе длиной в десять шагов на глубину и на двадцать три — в сторону (в какую, он точно не знал). Эх, будь в его распоряжении хоть плохонький заступ, он был бы на свободе через пару дней!
И вот в самый разгар Вальбрасовых фантазий засов на двери его камеры лязгнул. Заключенный, вскочив на ноги, попятился. Его напугало то, что пришедший не громыхал на все помещение тележкой, как это всегда делают тюремщики, а подкрался тайно. Порядочные люди так по тюрьмам не ходят!
В проеме возникла крупная мужская фигура, закутанная плащом. Самое жуткое, что лицо незнакомца не белело маской, обычно видимой даже при тусклом свете, пробивающемся из коридора. Это могло значить только одно: маска на таинственной посетителе — красная.
Вальбрас застонал от бессилия.
— Ты на ходулях-то ходить обучен? — с недоверием спросил Митсар, наблюдая, как Айнор напяливает на себя второй балахон и надевает рогатую карнавальную маску поверх своей обыкновенной.
— Я всему обучен.
Затем телохранитель задрапировал белоснежного красавца Эфэ черным чехлом, который Митсар снял с одной из лошадей своей труппы. Конь злобно зафыркал и принялся бить копытом.
— Потерпи, мальчик, хозяйку твою спасти надобно, — утешил его Айнор. — Ты не бузи, нам всем сейчас несладко.
Конь упорно не понимал своего предназначения, а потому шарахнулся в сторону, когда Айнор помог карлику забраться в седло.
— Айнор! Это воплощенное порождение Дуэ меня скинет! — боясь пошелохнуться, сквозь плотно сжатые губы и зубы промычал Митсар.
— Не скинет. Эфэ умный.
Умный Эфэ тут же попытался во всем своем облачении встать на дыбы. Из-за холма, да еще и в густо заросшей кустами и травой канаве, их в любом случае не было бы видно из сторожевой башни, но вот сбросить беднягу Митсара конь мог вполне. Но все-таки карлик был хорошим акробатом и не раз срывал аплодисменты толпы за свои рискованные трюки. Он не только удержался в седле, но и сурово прикрикнул на Эфэ.
Айнор тем временем надел у дерева ходули и, ухватившись за привязанную к ветке веревку, поднял самого себя на ноги.
— Интересный способ… — оценил комедиант.
Балахон Айнора, раскрутившись до самой земли, закрыл ходули.
— Учись, старичок! — снисходительно проронил телохранитель.
— Да-а-а… — Митсар разглядывал приятеля в его новом — весьма зловещем вне карнавала — облачении. — Теперь я понимаю, отчего ты в чины не рвешься, за почестями и богатством не гоняешься…
Айнор крякнул от удовольствия:
— Да, не рвусь! А отчего ж, по-твоему?
Митсар окинул его зачарованным взглядом с ног до головы:
— Тебе и так всё отдадут… Жить-то хочется…
Телохранитель что-то прорычал и раздраженной махнул рукой в сторону крепости:
— Хватит болтать, дело делай, как договорились! Слова запомнил?
— Да что слова? Нешто я, великий актер, экспромтом не блесну?
— Ты блести, блести, да смотри, чтобы вороны не унесли, великий актер!
— Р-р-р!
Митсар слегка толкнул бока Эфэ, и тот снялся с места подобно степному орлу, увидавшему добычу. А сам Айнор направился к сторожевой башне, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Это была единственная постройка в крепости, где не все окна доступного второго этажа были зарешечены: здесь были расположены комнаты элиты охранников и коменданта.
Оказавшись в пределах видимости для дозорных, Митсар извлек из-под полы своих кровавых одежд медный лист, скрученный хитрым образом в большую воронку. На представлениях ею обычно пользовались для декламации: актерам, переодетым божествами, нужно было донести священную волю до всех без исключения зрителей — даже до тех, кто из-за дальности сцены уже не мог слышать обычных речей комедиантов. Звук получался горловой, трубный, вселял почтение и трепет, изменяя голос говорящего до неузнаваемости.
— Бойтесь! Скорбите, славные жители великой Целении! — заорал Митсар, пугая окрестных ворон. — Страшная беда пришла в наши дома прямо из жерла Дуэ! Черный мор губит нас! Бойтесь! Бойтесь и скорбите, целенийцы, ибо дни наши сочтены и зараза пожрет наши тела! Тотчас ищите медь, куйте колокола — и пусть набат прогонит злые силы!
Тем временем Айнор заглядывал в окна второго этажа, до полусмерти пугая увидевших его тюремщиков.
— Не слышали? Куйте колокола, смертные! Звоните в колокола! — советовал он каждому в отдельности и провожал взглядом спину, мгновенно исчезавшую за дверью.
— Чума! Чума выкосила целые деревни нашей страны и направляется в Каанос с полчищами зараженных крыс! Ловите крыс, добрые люди! Ловите и уничтожайте крыс! — вопил Митсар. — Прячьтесь, прячьтесь, чтобы переждать страшную напасть и не дать пройти мору!
Айнор подошел к комендантскому окну и понял, что главный по крепости совершенно пьян. Тот высунулся в окно и, не заметив прислонившегося спиною к стене телохранителя, закричал в ответ:
— Что за собака нарушает спокойствие?! А ну-ка арес…
Легонько, вполсилы Айнор стукнул его по шее, поймал, чтобы тот не вывалился через подоконник вниз, и прошептал:
— Это тебе за несоблюдение карантина!
Когда он, сев на подоконник уже снял ходули и аккуратно сложил их рядом с комендантом, Митсар зашел на третий круг, а впереди них с Эфэ по-прежнему неслась, каркая, стая ворон.
— Да проваливай ты уже! — себе под нос проговорил Айнор, энергично махая рукой помощнику. — Проваливай, не то правда вороны унесут, ты их вынудишь!
Когда Митсар наконец удалился из поля зрения, телохранитель спрыгнул с подоконника, схватил в охапку необъятный подол собственного одеяния и ходули, на всякий случай залил в рот блаженно причмокивающему коменданту еще пару глотков жидкости из темной бутыли и помчался к лестнице, ведущей вниз.
Отперев первую попавшуюся ему камеру подземелья, Айнор спросил:
— Где сидит Вальбрас?
Ответом было глухое недоумение арестанта.
— Где сидит приговоренный к пожизненному за осквернение королевского склепа?
— А! Так это который Вальбрас! — (Айнор с досадой освободил рот, сплюнул и вернул обе свои маски в нормальное положение.) — Да ить вон там Вальбраса держут, во-о-он за той дверью! А что, нынче Целенией уже правят цалларийцы? Я всегда говорил, что когда-нибудь это случится! Вот и страдаю за правду, выходит!
— За свой длинный язык ты страдаешь! — рявкнул телохранитель, с лязгом захлопнув дверь и подходя к темнице разорителя склепов.
Вальбрас в ужасе вытаращился на него из темноты, лишенный маски и до неприличия заросший волосами.
— Вальбрас?
— Я… — пролепетал бородатый. — Это я…
— Идешь со мной. Сейчас.
Вальбрас повиновался. Голова его кружилась от суетливых мыслей, и оттого вчерашний главарь шайки гробокопателей запомнил только некоторые, выборочные события их побега с красномасочником: вот они поднимаются по спиральной лестнице, вот выскакивают через полуразрушенную дверь на задний двор, закрытый двумя выступами башен крепости, вот перелезают через каменный забор, с внутренний стороны удобно оборудованный каменной лесенкой. По другую сторону их поджидает карлик на лошади, убранной черным.
— Митсар, я благодарен тебе, — отдавая увесистый замшевый кошелек артисту, высокопарно сказал Айнор и снял наконец рогатую красную маску, под которой оказалась его собственная, белая.
— Рад был послужить, — кланяясь, ответил карлик, а глаза его так и косили в сторону бородатого без маски, тем самым по виду схожего с дикими кочевниками северных земель.
— Исчезни, — уже по-простому закончил телохранитель, и Митсар, пятясь, отступил в кусты на обочине. — А ты, Вальбрас, надень эту. Пусть уж лучше красная, чем вообще никакой.
Вальбрас спрятал лицо под рогатой красной маской, а Айнор тем временем снял с лошади черное покрывало.
— Что смотришь? Увел бы такого? — похлопав Эфэ по прекрасной белоснежной шее, изогнутой, словно у плывущего по озеру лебедя, с вызовом спросил Айнор.
Вальбрас презрительно процедил в ответ:
— Я не комедиант, это у них принято скотиной интересоваться. Ты лучше от своего дружка этого коня береги, уведет — и не заметишь. Он ведь из комедиантов, тот, что ростом не вышел, под кустом чертополоха не видать? — сказав это, недавний заключенный громко расхохотался. — И тебя я узнал, ты при месинаре служишь охранником.
— Лезь в седло, и побыстрее, — сурово велел Айнор. — Разговорился тут…
— А чего это вдруг мне лезть в седло? — внезапно заартачился Вальбрас. — Мне и тут хорошо. Я, может, камеру свою полюбил, как…
— Хорош уже юродствовать, эй! Заткнулся и сел, если не хочешь до конца жизни гнить в тюрьме!
Тот повиновался, но не утерпел и спросил:
— А что, если поеду — на волю отпустите, что ли?
Айнор сел сзади и тронул удила:
— По крайней мере, мы подумаем в этом направлении. Если твою помощь сочтут достаточно весомой и если из-за твоей возни за нами не погонится сейчас вся охрана крепости.
— Нет, ты несносен, цепной пес месинары!
— Поверь, что это не самое страшное во мне, обожатель мертвецов!
И Эфэ помчал их в город, а Митсар неторопливым прогулочным шагом, неся Айноровы ходули на плече и насвистывая легкомысленный мотивчик, отправился в ту же сторону, только другой дорогой.
Ольсар ждал. Он еще не знал, что аккуратный и исполнительный Айнор не только вытащил заключенного из тюрьмы, но и ввалился с ним к знакомому цирюльнику, чтобы привести Вальбраса в достойный вид.
Цирюльник — профессия стыдная, но хорошо оплачиваемая. Цирюльникам нередко приходится иметь дело с обнаженным лицом клиента, и вскоре они привыкают.
Гатар со скучающим видом точил бритву, когда к нему вломился Айнор, толкая впереди себя человека в красной карнавальной маске с перекошенными прорезями для глаз и оттопыренными краями, из-под которых вылезала, свисая чуть ли не до пояса, клочковатая борода.
— Побрей и подстриги его, Гатар, в долгу не останусь.
Цирюльник равнодушно указал в кресло. Приведи Айнор вместо бородатого человека большую дикую обезьяну родом из дальних краев, удивления было бы ничуть не больше. Основой Гатаровой профессии было полное отсутствие любопытства. Заповедь цирюльника: «Никогда никого ни о чем не расспрашивай» — выполнялась Гатаром беспрекословно.
Вальбрас с ужасом изучал себя в зеркале. На голове его волосы были темно-русыми и прямыми, зато борода удалась кудлатой и рыжей, совсем безобразной, да еще и стала приютом для целой армии вшей — гниды было видно на расстоянии нескольких шагов. Если цирюльник Гатар как-то и отнесся к увиденному, то маска скрыла все его чувства, а взгляд остался невозмутим.
— Я предложил бы состричь все начисто, — с вежливым равнодушием посоветовал Гатар, возводя глаза к потолку и манерно приподнимая перед собой руки — в одной гребень, в другой ножницы. — Можно было бы оставить на голове, но насекомые… простите…. Правда, есть средство, но применять нужно не один раз…
— Брей наголо, — прохрипел Вальбрас, мечтая поскорее избавиться от противных квартирантов. — И давай уже на том покончим.
— Как скажете, милостивый государь, как скажете!
И Гатар ловко принялся за дело, а дикарь в зеркале постепенно преображался в еще молодого и очень красивого мужчину с очень бледной кожей, с бровями вразлет и зелеными глазами. А в соседней комнате этого перевоплотившегося Вальбраса ждала горячая ванна и чистая, сложенная стопкой и увенчанная новенькой маской одежда. Весь гардероб своему пленнику только что самолично приобрел Айнор в соседней лавке. Сам телохранитель месинары поджидал Вальбраса в проходной комнате, позевывая и сквозь большую витрину наблюдая за уличным движением.
Увидев их, сыскарь Ольсар возрадовался. Прежнее мнение его об Айноре как о туповатом и безынициативном вояке, умеющем только махать кулаками и прошибать лбом запертые двери, круто изменилось. Телохранитель успел ему шепнуть, что похитил Вальбраса из тюрьмы и что его уже наверняка хватились.
Сам Вальбрас, войдя в гостиничный номер Ольсара, тотчас впился голодным взглядом в различные блюда, коими по предусмотрительному распоряжению сыскаря слуги заставили весь стол.
— Да вы угощайтесь, господа! — радушно разводя руками, пригласил Ольсар.
Вальбрас сглотнул слюну и отвернулся.
— Знаем мы вас. Ученые уже. Да и тебя я узнал, королевская ищейка, это из-за тебя, сильно умный, меня на всю жизнь в тюрьму упекли!
— Хорошо, я тоже не стану ходить вокруг да около, Вальбрас. Мне нужна ваша помощь.
Тот с вызовом, очень театрально хохотнул и сложил руки на груди. Ольсар заметил, что кисти его рук и шея столь же белы, сколь бела маска на лице. Много лет не видел солнца этот человек и трудно будет с ним договориться теперь. Но выхода нет.
— Я понимаю ваше недоверие…
— Слышь, дядя! Ты кому другому небылицы пой, ладно? Я на таких, как ты, насмотрелся до отвала.
Ольсар взглянул на Айнора, который начал с угрюмым видом неторопливо разминать кулаки.
— И пусть твой костолом хоть что со мной делает, — спиной ощутив настроение телохранителя, невозмутимо продолжал Вальбрас. — Не стану я вам помогать и все тут. А бить начнете — заору на всю ночлежку, что я заключенный и что вы меня для своих темных делишек похитили вопреки моей воле прямо из тюрьмы и хотите сдать алхимикам на опыты. И как миленькие оба в соседних камерах со мной сидеть будете. Я вас перестукиваться обучу.
— Брось юродствовать, — с глухой угрозой повторил Айнор. — Или за время отсидки ты совсем мозги растерял? Мы с тобой о деле говорить хотим.
— И постараемся обеспечить вам свободу, — доброжелательно вставил Ольсар.
— О-о-ой! Да кому она такая нужна — свобода вне закона!
— Можно подумать, ты раньше был особо мил для властей… — буркнул телохранитель.
— А ты меня не кори! Не кори, понял?
— Айнор, да не злите вы его, — шепнул сыскарь. — Мы уже поняли вас, Вальбрас. На свободу вы не желаете. Вернуть вас в тюрьму нам ничего не стоит. И сидите вы там дальше, сколько душе угодно!
— Ага, да только соучастниками пойдете!
— Какими такими соучастниками? — сделал невинные глаза Ольсар.
— Да такими-такими соучастниками, — кривляясь, передразнил его Вальбрас.
— Нет уж, постойте. Вы сбежали из тюрьмы, потом, ведомый желанием отомстить мне за то, что я восемь лет назад вас нашел и поймал, нашли меня здесь, но были схвачены доблестным Айнором. Как вы думаете, кому из нас поверят?
В осанке и тоне Вальбраса появилась неуверенность:
— Ну да… а цирюльник, который…
— Цирюльник! — картинно всплеснул руками Ольсар, прежде чем расхохотаться над наивностью гробокопателя. — Ах, Вальбрас, и много ли вы знаете цирюльников, охочих до болтовни, тем более под присягой? Они ведь так потеряют клиентов, неужели им это нужно?
— Карлик! Мерзкий карлик в красном на коне в черном! — Вальбрас цеплялся за последние предлоги, хотя в душе уже понял, что проиграл этот спор и надо сдаваться.
Ольсар с Айнором переглянулись и одновременно захохотали:
— Карлик! У-ха-ха-ха! Айнор, вы слышали?
— Карлик в красном… ха-ха-ха! На коне…
— …в черном!.. У-ха-ха-ха-ха! Прости нас, Ам-Маа Распростертая, ну и насмешили вы, Вальбрас! Насмешили! Карлик на черном, это ж надо такое выдумать! Простите, а маленькие такие человечки со стрекозьими крылышками вам не досаждали, нет? И что, злобный красный карлик похитил вас из подземелья и умыкнул на… как вы сказали? «на коне в черном»? Ха-ха-ха! «Конь в черном» — славно сказано ведь! А, Айнор? Верно славно? Не меняйте показаний, Вальбрас, я от всего сердца хочу, чтобы члены месината похохотали так же, как сейчас хохочем мы с Айнором. Карлик в красном! Ох, Ам-Маа, это надо же! Карлик в красном! Конь в черном… В черном плаще, да? С карманами?
Вальбрас со вздохом сел за стол.
— Ладно. Выкладывайте, какой холеры вам от меня нужно, и я отвечу или сделаю, но… — он предупредительно вскинул указательный палец, — но в обмен на обещанную свободу, ясно?
Ольсар с Айнором тут же успокоились и расположились в креслах напротив него. Подвернув нижний край своей маски и ни капли не стесняясь наблюдателей, Вальбрас принялся за еду. Подбородок и щеки его были такими же белыми, как остальные открытые части тела, а кожа казалась юношески чистой — все из-за того, что восемь лет он не скоблил ее бритвой, спокойно живя с отрастающей бородой.
— Я… шлушаю! — немного утолив голод, с набитым ртом сказал Вальбрас. — Валяйте. Ох ты, салфетка! Какая роскошь, ну надо же!
— Я хочу знать, что вы нашли в королевском склепе, — без околичностей, просто, спросил Ольсар.
Гробокопатель поперхнулся, замер и очень-очень медленно отодвинул от себя тарелку; посидев так, он утер выступившие от кашля слезы:
— Чего надо-то? Отвяжитесь вы от меня с этим проклятым склепом!
— Вальбрас! Ради собственной свободы — вспомните! Вспомните. Пожалуйста. Что. Было. В королевском. Склепе. Или чего там не было?
Последнюю фразу Ольсар добавил скороговоркой. Вальбрас тут же мелко закивал, затряс головой:
— Вот именно! Не было! Там было всё: драгоценная утварь, монеты, украшения, там были окованные золотом и выложенные сапфирами и бриллиантами гробы. Только одного там не было: покойников. Все как один эти гробы были пустыми! Ясно?
Руки его дрожали. По виду Айнора тоже можно было догадаться, что телохранитель сильно опешил.
— Вот так… — запал гробокопателя погас, и он сбавил тон, переходя почти на шепот. — И есть у меня мысль, что именно за это — за то, что мы видели пустые гробы — нас упекли за решетку…
— Ни одного… ни одной покойницы, так?
— Так! Никаких трупов. Ни набальзамированных мумий, ни истлевших скелетов — ничего! Да там даже разложением не пахло, как во всех нормальных усыпальницах! Гробы, полные высохших цветов! И пах этот гербарий, как… как… да тьфу ты! Я восемь лет сидел из-за нескольких букетов, засунутых в гробы вместо мертвецов! Шутка ли?
— А как насчет версии чародейства — ну, скажем, кто-то поднял покойников, и они встали и…
Вальбрас смотрел на Ольсара, как на умалишенного, иногда переводя взгляд на Айнора, тем самым как будто спрашивая, прав он в своих подозрениях о бедственном состоянии рассудка сыскаря, или ошибается.
— Вы вот это… сейчас… шутили, да? — на всякий случай уточнил гробокопатель.
Ольсар рассмеялся:
— Нет, но ведь их действительно могли похитить…
— Там никогда — слышите? никогда! — не хоронили! Гробы набивались цветами сразу.
— Ну что ж, вы, как специалист…
— Специалист! Гм… — Вальбрас поежился, и красивые его губы сложились в невольную усмешку. — Вы как скажете, покарай меня Дуэ! Нашли специалиста! Я что, по-вашему, по библиотекам сижу, трактаты строчу да некромантские гримуары выискиваю?
— Вовсе нет, как раз наоборот. Вашего опыта хватило бы на написание сотен всевозможных свитков даже для опытных составителей-историков…
— А. Для брехунов этих… — презрительно отозвался Вальбрас. — Ну да, читал таких пару раз, случалось… Один такой ох уж щеки надувал: в Ралувине, де, хоронить начали всего-то полтора столетия назад, а до этого были дикарями и жгли своих покойников, а пепел по ветру развеивали. А мы, слышьте, первую же гробницу вскрываем — а там трупы лет в тыщу, забальзамированные, с ними ралувинские манускрипты, прям в гробы сложенные в таких специальных этих… — он покрутил руками, возбужденный и с горящими глазами, — тубусах, вот! Чтобы не испортились. И все на древнем языке написанные! И посуда там была — иногда ей наша, современная, не чета. Так-то вот! Брешут летописцы ваши. Никому ведь не дозволено по склепам шастать, вот и придумывают кто во что горазд, сами себе там что-то решили и все. На вранье-то их поймать нельзя, а меня кто будет слушать?
— Ну вот, сами же и подтверждаете мои слова о вашем незаменимом опыте, — согласился Ольсар. — Теперь о деле. Я не стал вам говорить сразу… — (Вальбрас напрягся, ожидая ловушки или подвоха.) — вы очень опытный археолог, Вальбрас…
— Архе… чеголог?
— Археолог. По-научному так зовется ваша профессия.
— А они что, тоже могилы раскапывают и добро у дохлых тырят? Ну жулье! Вот я знал! Я знал! Не может человек, который пишет, что сто пятьдесят лет назад в Ралувине не хоронили людей, не быть жуликом! Не мо-жет!
— Так вот, я предполагаю, что ваши знания смогут пригодиться нам в нашей миссии, — продолжал Ольсар как ни в чем не бывало. — Поэтому приглашаю вас в путешествие. Вам ведь терять нечего, по сути.
— В путешествие куда?
— Пока — в Фиптис, а дальше будет видно.
— К красномасочникам! Ясно: вы точно рехнулись. Я согласен.
— Если хотите, можете пока прилечь здесь и выспаться. Мы выдвигаемся сегодня после полуночи…
— Ну я же говорю: как есть ненормальные! После полуночи, надо же! Ладно, как хотите. Где ложиться? Только это… не шуметь! Я страсть как к тишине привык!
Прикрыв дверь, Айнор и Ольсар остановились посреди коридора.
— Сбежит в окно, — убежденно сказал телохранитель.
— Да не сбежит. И бежать ему некуда, и заинтересован он теперь, в чем тут дело. Мне он понравился, дело свое знает…
— Ворюга он.
— Скорее любитель риска. Одним быть любителями риска, а другим ничего не остается, как становиться любителями сыска…
Айнор заложил пальцы за поясной ремень:
— Я ничего не понял про пустые гробы, Ольсар. Что это значит? Могильник осквернили еще до шайки Вальбраса?
— Айнор, ну вы же своими ушами слышали, что он сказал! Там с самого начала никого не хоронили!
— И как это прикажете понимать? Прежних месинар хоронили в другом месте, а склеп оставили для отвода глаз, чтобы никто не нарушал покой умерших?
— Хорошая версия. Она была бы безупречной, особенно в глазах историков, если бы не… — Ольсар задумался, постукивая пальцем по своим обтянутым маской губам. — Впрочем… вот и остановимся на этой версии! Если эти сведения станут известны слишком широкому кругу непосвященных, всегда можно сделать ее официальной. Прекрасное объяснение!
— Что-то вы темните, Ольсар!
— Я расследую, Айнор! Я расследую это темное дело, и оно мне нравится все больше и больше! Боюсь только, что скоро нас ожидают не только неожиданные открытия и увлекательные приключения, но и большие разочарования в том, к чему мы привыкли безоглядно и даже не думаем о том, почему это так, а не иначе…
— Нам нужно будет взять с собой Митсара и его труппу, — перебил Айнор, намеренно пропуская мимо ушей предупреждение о разочарованиях. — Они станут отвлекать внимание от нас, а мы будем выглядеть просто как странствующие комедианты.
— Особенно вы, — меряя взглядом его богатырскую фигуру, кивнул Ольсар.
— Я буду швырять гири. В крайнем случае.
— И шрамы на всем теле у вас от неудачных бросков, как мне думается…
— Да будет вам, Ольсар, не придирайтесь! Мы не станем слишком часто мельтешить на глазах у людей, вот и все.
— Кто такой этот Митсар?
— Красный карлик на коне-в-черном.
— О, Рэя! Всё, ничего больше знать не желаю! Зовите карлика, зовите коня, зовите кого угодно, только после полуночи — после полуночи! — мы должны выехать из Кааноса к Черному озеру!
 |
Поместье у Черного озера встретило гостей сказочной красотой нарочито диких аллей, совершенно темных безлунной ночью, кваканьем невидимых лягушек, свистом и стрекотом сверчков. Звездное небо поглядывало меж ветвей склонившихся над водой плакучих ив и отражалось на зеркальной поверхности россыпью загадочных искр.
Путники замерли, очарованные и восхищенные, только Айнор покрепче натянул удила на Эфэ и поглубже нахлобучил шлем, который в прошлый раз спас ему здесь жизнь.
— А там что? — подъезжая на лошади поближе к телохранителю и указывая в сторону странного лилового отсвета в небе, шепотом спросил Вальбрас.
— Обелиск Заблудших, граница Целении и Ралувина.
— Вот как он выглядит в ночи! Однако!
Оставив доктора Лорса в карете одного, Ольсар подошел к ним, попутно оглянувшись на повозки бродячих комедиантов.
— Мне вас нужно на два слова, Айнор. Ведь это было прямо здесь?
— Нет, выше. Возле самой усадьбы.
Ольсар разглядел начало каменной лестницы, ступени которой были вырублены прямо в скале и вели наверх, к постройкам.
— Прогуляемся?
Айнор спешился, но Эфэ не оставил, повел за собой под уздцы.
— Господа, скоро ли тронемся? — окликнул их доктор, и без того недовольный поздним временем поездки.
— Скоро, доктор, скоро! Мы только с Айнором поднимемся к дому и вернемся!
Лестница огибала почти отвесный склон, увенчанный усадьбой, чуть сворачивала в садик, украшенный каскадными фонтанами, и оканчивалась перед террасой.
— Здесь я тогда упал, — рассказывал Айнор заметно подсевшим голосом. — А похититель или похитители удалялись в сторону озера…
— Вы и сейчас не можете припомнить, сколько их было?
— О, Ольсар! Я теперь даже не совсем уверен, были ли они вообще… Мне они помстились бесформенными тенями, а увечили они не силой оружия, этим меня не проймешь. Если бы я верил в магию, то сказал бы, что они справились со мной чародейством. Их огонь проник в меня, я чувствовал в себе все жилы и вены, так он расходился по их сплетениям, будто молния по ветвям дерева. От боли я лишился чувств. Это не был честный бой.
— Давайте проиграем, как это было. Сможете?
Айнор погладил морду коня и медленно кивнул.
Вскоре он бегом вылетал из дома, мчался к лестнице, спотыкался, изображал, как падает и где падает в последней попытке спасти хозяйку.
— Нейлия должна была видеть все это из окна своей спальни, вон того. Ей этого хватило, чтобы тронуться умом. А вон там, пятью ступеньками ниже, почти у фонтана, лежала маска месинары. Я очнулся и смог доползти до нее, а вот после этого не помню уже почти ничего, разве только крик месинары так и стоит в ушах: «
Ольсар внимательно оглядел террасу, площадку, выложенную гладкими плитами, ступени, верхний ярус фонтана каскадов и траву, но никаких следов недавно разыгравшейся здесь драмы не обнаружил. Белый конь правительницы с тревогой косил глазами по сторонам и всхрапывал, дергая головой, словно хотел освободиться от руки Айнора.
— Он тоже что-то помнит, — объяснил телохранитель. — Эфэ стоял вон там, на коновязи.
Хор лягушек у озера внезапно смолк, и конь запрядал ушами.
— Едем, — решил Ольсар. — Иначе доктор изведется и изведет всех вокруг.
— Едем. Вряд ли я отныне когда-нибудь смогу находиться здесь без страха, — честно признался Айнор.
— Вы смелый человек, коли так откровенно говорите о своем страхе.
— Ольсар, мне кажется, вы уже что-то поняли. Я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, но от того, чтобы поведать мои догадки кому-либо еще, я слишком далек. Ведь ошибаться могу, наоборот, я.
Они пошли вниз. Несколько ступеней спустя Айнор с затаенной болью проговорил:
— Каждое мгновение может стоить ее величеству жизни, каждый миг нашего промедления. А мы даже не знаем, правильный ли выбран путь…
Ольсар похлопал его по плечу:
— Не убивайтесь так, Айнор, ибо если расчеты мои верны, месинаре ничего не угрожает.
Айнор стиснул зубы и сжал кулаки:
— Хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится угрожать ее величеству Ананте! Эфэ, что с тобой?
Остановившийся конь опустил морду в заросли можжевельника и ни в какую не желал идти дальше.
— Давайте-ка посмотрим, в чем там дело, — предложил сыскарь и зажег лампадку.
Они с телохранителем склонились над кустами.
— Там пергамент! — воскликнул Ольсар, указывая под корни растений. — Видите, Айнор?
Не обращая внимания на царапающиеся ветки, тот полез в заросли.
— Посветите мне, ничего не вижу! Да, это пергамент. Вот, держите.
Айнор выбрался на лестницу и принялся стряхивать с себя сор и пыль, а Эфэ, самодовольно фыркнув, клацнул подковой по камню.
Пергамент был сильно промочен недавним дождем. Ольсар положил его себе на колени и, подняв лампадку повыше, стал изучать почти уничтоженное водой изображение.
— Это карта, и… — сыскарь вгляделся и присвистнул: — О, Ам-Маа Распростертая, покарай меня, если я не прав!
— В чем дело?
— Это карта чужого мира, Айнор!
— Чужого? Какого чужого?
— Я не знаю. В углу что-то написано… «Рэ…»
— Рэя?
— Может быть, Рэя. Видите, владения Ам-Маа в точности повторяют наши, а очертания суши совсем другие, она дробится на много больших островов в океане…
— Кому пришло в голову рисовать карту мира из сказки?
Ольсар пожал плечами, вынул из кармана платок, аккуратно уложил на него пергамент лицевой стороной к ткани, а потом, свернув их вместе рулоном, поднялся на ноги.
— Пойдемте, Айнор. Об этом я тоже спрошу у Аурилиа Лесеки в Фиптисе. Может быть, он прольет свет на это дело…
Они поравнялись со спутниками. Лорс Сорл уже дремал в карете, а Вальбрас развлекал себя швырянием камешков в озеро, чем и распугал всех до одной поющих лягушек.
— Мы поедем через Обелиск, — сказал Айнор. — Нам нельзя терять время.
— Через Обелиск? — в замешательстве зароптали комедианты. — Как через Обелиск?!
Переход через Обелиск без специальных пропускных артефактов грозил тем, что нарушители могли навсегда остаться между мирами, ни там, ни здесь. Либо встретиться с такими вещами, из-за которых многие возвращались оттуда полностью седыми и безумными.
Митсар прикрикнул на своих коллег:
— Еще никто из нас не был в Обелиске! Почему бы не попробовать?
— Потому что ты, шустрая коротышка, в случае чего убежишь, а на нас набросятся все чудовища Дуэ, если они там только водятся. А мне почему-то кажется, что они там водятся, потому что повсюду, куда бы ты нас ни водил, мы ловили одни неприятности! — со смехом ответила статная Зелида, кутавшаяся в цветастую накидку рядом с кучером передней повозки. — Эй, Айнор, а вы уверены в том, что Митсара непременно нужно взять с собой? Скажу вам, не таясь, что головная и зубная боль в сравнении с ним — ничто…
— Р-р-р! — ответил Митсар. — Зелида, ты лучше пой!
— Я спою, коротышка, но не для тебя! — певица спрыгнула с облучка и танцующей походкой приблизилась к Айнору. — Я спою для красавца-господина, который так отчаянно смел, что даже не боится держать тебя в друзьях.
Она весело кружила вокруг телохранителя, то приближаясь, то отдаляясь, и накидка в ее руках трепетала крыльями громадной птицы.
— По местам! — рявкнул Айнор, наконец опомнившись. — Едем. Что касается артистов, пусть решают они сами.
— Мы тоже едем! — рассмеялась Зелида. — Но на месте красивого господина я не слишком доверяла бы мужчине ростом с сидящую собаку!
Она звонко хохотнула и с проворством кошки вспрыгнула обратно в повозку:
— Трогаем!
И все безропотно подчинились ее приказу, даже раздраженный Митсар.
 |
Фиолетовая мгла сгущалась над шпилем Обелиска Заблудших, будто подсвеченная снизу, и не было живого существа, которому при виде этого не захотелось бы взвыть подобно волку. Такие чувства порождала близость междумирья.
Доктор Лорс Сорл вздрогнул, проснулся и торопливо поправил маску, спросонья причмокивая губами:
— Что ж это? Где мы? Откуда этот мерзкий свет?
Он высунулся в окно кареты и с непониманием уставился на шпиль меж скал.
— Это Обелиск, Лорс, — сказал Ольсар. — Самое отвратительное, что встречалось мне в жизни.
— Вы уже проходили его?
— Бывало, — уклончиво ответил сыскарь, покидая карету.
Кони Айнора и Вальбраса, белоснежный и вороной, тоже стояли, как вкопанные, а всадники разглядывали шпиль.
— Вам доводилось бывать в Обелиске? — поманив Айнора, спросил Ольсар, а впечатленный увиденным гробокопатель на них даже не оглянулся.
— Да… Но… с месинарой.
— А чем отличается проход Обелиска с месинарой от прохода его без нее?
— Всем. Месинара просто прикладывала заколку для своего плаща к скважине Врат — и мы тут же оказывались в столице Ралувина.
— Значит, некий артефакт, замаскированный под деталь ее одежды, был проводником в Афрост… Как же он выглядел, Айнор?
— Простая пуговица, только большая. Черная с серыми разводами, потому что сделана из вулканического стекла, найденного в этих же горах. Внутри пуговицы выгравированы две змеи, как на гербе…
— И на ее величестве в ту ночь…
— Да, я в последний раз увидел ее в плаще с той самой заколкой.
— Угу. И что же сейчас приложим мы, чтобы войти? В конце концов, надо же приложить к скважине хоть что-то, имеющее некоторый вес — я имею в виду, предмет с государственной символикой.
Айнор показал ему свой перстень.
— А, я помню, им вы здорово орудовали в библиотеке. Надеюсь, так же исправно он сработает и здесь… Была не была, фух!
Телохранитель подал ему узду Эфэ.
— Я подойду к скважине и прижму к ней перстень, а вы идите следом и — во имя Ам-Маа Распростертой! — только не оглядывайтесь и не останавливайтесь!
Ольсар на всякий случай оглядел экипировку спутников. Самая большая надежда, конечно, на громадный меч Айнора и его недюжинную физическую силу. В случае чего помочь сможет Вальбрас, он вооружен луком и рапирой. Ну и в ножнах на бедре самого Ольсара висела короткая сабля пехотинца.
Скала закончилась за поворотом. В небольшом тупике висел густой туман — в него-то и канул красный плащ Айнора. Остальные чуть замешкались, однако поехали дальше и увидели телохранителя, ждущего их у Врат.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |