"Сокрытые-в-тенях" - читать интересную книгу автора (Гомонов Сергей)5 часть. Мы стояли друг к другу спиной— Хочешь анекдот? — вяло спросила Дина, не утруждая себя тем, чтобы поднять голову с деревянной спинки трамвайного сидения. С перестуком, скрипом и лязгом самый первый утренний трамвай вез их к цели. Аня кивнула, зевая до слез. Злая, недоспавшая кондукторша в вязаных перчатках с обрезанными пальцами подозрительно косилась на нее и что-то бурчала под нос. — Приходит Брэд Питт к Энтони Хопкинсу… Кассандрушка залилась хохотом, отчаянно шлепая себя по губам: — О, господи! Смешно! — Но это еще не все! — с возмущением вскричала Диана. — Да?! Ух ты!.. — Приходит и говорит: « Выждав несколько секунд в безмолвии, Аня на всякий случай уточнила: — Теперь всё? — Теперь да. — Ха-ха-ха-ха-ха! Очень мило! — Ты издеваешься, да? — Сама придумала? — Недавно в дурке показывали кино, вот и… — Не придумывай больше анекдотов, Дин. Хорошо? Кондукторша уставилась на них взглядом лягушки, на которую внезапно упал арбуз. Опомнившись, она стала часто-часто моргать, уже готовая вытолкать взашей странных пассажирок. — И что это она так пялится? — прошептала Диана, невольно пытаясь скрыться от всевидящего ока за передним сидением. — Ты ей ничего не задолжала? — Я? — Ну она же на тебя таращится, значит ты. Долго нам еще? — До конечной. — А когда конечная? Аня вздохнула: — Сейчас спрошу у кондуктора, — она встала и направилась к тетке в обрезанных перчатках. — Не подскажете, скоро будет конечная? Та с ненавистью посмотрела на нее и процедила: — Через одну. А будешь безобразить — прямо сейчас конечную тебе устрою. Развели психов, нормальным людям по улицам пройти страшно… — Спасибо. — Ты мне еще поогрызайся! — Да я же… — ?!! — Всё, всё, я ухожу, простите меня! — Аня примирительно покачала кистями рук и ретировалась. — Дина, через одну. — Да я слышала. Ань, а ведь у тебя, кажется, на лбу не написано, что ты из психбольницы сбежала. Чего это она на тебя ополчилась? — Тс-с-с! Не надо ее злить, у нее психика не уравновешена, недосып, пусть ее успокоится. — Спалить бы их тут всех прямо сейчас… — Дина, только без криминала, ладно? Нам ведь дело нужно сделать, а ты в тюрьму загремишь! Думай! Аня схватила Дину за подбородок и отвернула ее лицо в окно, а заодно и сама прикинулась, будто очень заинтересована происходящим на улице. — Ты что, ненормальная? — освобождаясь, зашипела Дина. — Совсем, что ли, рехнулась? — Да. Историю болезни показать? — Аня потянулась к своему рюкзаку. — Что ты делаешь?! — Если бы мы с тобой сейчас не отвернулись, а продолжили пялиться на эту жабу, ровно через минуту она вышвырнула бы нас за двери, и мы полторы остановки тащились бы по лужам и под дождем — пешком! Поняла? — А… — покривилась Диана. — Я и забыла, что ты у нас Кассандра во плоти. А теперь не вышвырнет? — Теперь нет, но приметы наши милиции сообщит, будь уверена. — Отлично. В таком случае предлагаю все же не мелочиться и поджечь этот дрянной трамвай. Вместе с Жабой Кондукторовной. — О, боже мой! И за что ты мне на голову свалилась, Дин? Кому я что плохого сделала? Мучения Ани закончились, когда трамвай достиг нужной остановки и выплюнул их на перекошенные плиты платформы, а потом, весело прозвенев, ушел на кольцо. Было уже почти совсем светло. — Давай-ка обогнем дворами, — предложила Аня. — Когда кондукторша нашлет их на нас, мы все-таки выиграем немного времени. Дина не спорила. От усталости она как будто стерлась на фоне этой реальности, стала прозрачной и почти невидимой. Ей хотелось двух вещей: закутаться во что-нибудь очень теплое — в крайнем случае, обняться с горячим радиатором отопления — и принять что-нибудь теплое внутрь. А там уж как получится. Только бы не простудиться и не слечь! Беглянки поднялись на указанный сторожихой этаж простой «хрущевки» и позвонили в дверь под нужным номером. — Время-то раннее… — спохватилась Дина. — А себя ты в зеркало видела? Сейчас посмотришь. Тебе срочно надо отогреться! Однако Анин боевой настрой изрядно поистратился, когда им открыл дверь тощий сутуловатый парень с бледно-серым лицом и мутными глазами. Ничего не спрашивая, он посторонился и пропустил их в прихожую. От стеснения Аня сразу стала неловкой, едва не опрокинула прислоненную к двери ванной гладильную доску, охнула, поймала, поставила в прежнее положение и сумбурно извинилась. — Ладно, забей! — великодушно отмахнулся Игнат, растирая слипающиеся глаза. — А чего бабе Наде надо-то? — Не бабе Наде, — ответила Аня, — а нам… По электронной карте города нужно посмотреть одну улицу… — Улицу, говоришь… Ну, пошли поглядим… Похоже было, что этот парень давно разучился удивляться чему бы то ни было. Его рабочее место походило на постапокалиптический натюрморт, созданный больным воображением декоратора-фантаста. Горы совершенно неопознаваемого разномастного мусора высились вокруг монитора и клавиатуры, шелуха от семечек так и норовила проскочить между клавишами, под ногами же путались системные блоки с корпусами и без, перемотки проводов и россыпи гаек и болтов. А еще в комнате страшно воняло, но тоже непонятно чем. — Ну, и чего будем искать? Компьютер, который не выключали никогда, моргнул светодиодами и разбудил потухший от бездеятельности монитор. — Остоженку. Улица Остоженка. И если можно, посмотрите, на чем туда можно доехать… — Я тебе и так скажу, на чем. Садишься на поезд или в междугородний автобус и мотаешь в Москву. Аня ужаснулась. — Ладно, не бзди! Давай ради эксперимента глянем твою Остоженку на карте города. Вдруг изменилось что-то… Такой улицы не оказалось. — Что же делать? — прошептала черноглазка. — Нам очень нужно туда попасть, просто во что бы то ни стало! — А мне что? Телепортировать тебя туда, что ли? Смешная, блин! Ладно, давай вот так, — Гоня-хакер закрыл программу и кликнул на значок «Эксплорера», а там сразу же вызвал поисковик. — Посмотрим, где еще может быть такая улица… На запрос «Остоженка» поисковая программа выдала несколько тысяч ссылок, спрятанных на десятках страниц. — Ну вот… Москва, Москва, и снова Москва, и опять Москва, и обратно Москва… Нету больше нигде этой твоей Остоженки, сечешь? Смотреть тебе московскую карту? У меня, кстати, тут навороченная прога в Три-Дэ-Максе есть… — Это как? — нерешительно спросила Аня, чем заставила Гоню презрительно поморщиться и пробормотать что-то ругательное в адрес неизвестного ламера, о котором беглянки не имели ни малейшего представления. На мониторе показались дома, объемные, как в хорошей компьютерной игре. Над одним, вращаясь и покачиваясь подобно буйку на воде, зависла зеленая, тоже объемная, стрелка вниз. Даже не стрелка, а в сравнении с домами — стрелища. Игнат ввел название улицы и подсказанный Аней номер дома. Словно неведомый вихрь подхватил камеру вместе с зеленой стрелкой и перенес их в нужное место со стремительностью сверхзвукового истребителя. Стрелка стала ярко-алой и принялась упорно тыкаться наконечником в большой и красивый дом. — Ну вот тебе то, что надо, а респектов не надо, ты не в моем вкусе. Аня тряхнула головой: — Я ничего не поняла. Это Москва? — Ну да, самый центр Москвы. Кремль видишь где? О! Вот храм Христа Спасителя. Вон там церетелевский Петр I над рекой. А по эту сторону — набережная Пречистенка и параллельно ей твоя Остоженка. Сечешь? — Секу. — Напротив дома, который тебе нужен, бюро египетского военного атташе. Вот тебе и ориентир. Н-дя, представляю, сколько могут стоить хаты в таком райончике… Многозначительно вскинув бровь, Дина посмотрела на спутницу. Ее подозрения были небеспочвенны, и шансы на то, что ее подставили в борьбе за немыслимое состояние, росли. — Что же делать? — прошептала Аня. — Как туда добраться? Гоня развел длинными тощими руками и закурил. Минуты три он будто дремал, и беглянки терпеливо ждали, когда он докурит. Когда парень раскрыл глаза, он вскрикнул от неожиданности: — А! Ты что, все еще здесь?! Ну ты даешь, так и Кондратий обнять может… — Игнат затушил окурок в горе других, переполнивших банку из-под шпрот. — Я думал, ты уже свалила на фиг… Чего тебе еще надо? — Понимаешь… — Аня замялась. — Нам бы что-то теплое из одежды… Надежда Ивановна сказала, что твоя мама откладывает старую одежду, чтобы ездить на огород… — А мне-то что, шмотки — это ваши, бабские, дела… Вон в том шкафу поройся. Слушай, не обижайся, но ты часом не «того»? — «Того»? Это как? Гоня повертел пальцем у виска. Аня тяжело вздохнула: — Ну почему все считают, что я ненормальная? — Да так… ты только не психуй, ладно? Просто спросил… показалось, ферштейн? Ищи, короче, что там тебе надо и вали на все четыре стороны, а то тут ко мне один бес с минуту на минуту притащится… — Кто притащится?! — Да не твое дело, блин! Вот тебе шмотье, выбирай и проваливай, ясно? Аня ткнулась плечом в раскрытую дверцу шифоньера, закусила от боли губу и с трудом подавила выступившие слезы. Гоня кашлянул, еще раз убедившись в ее ненормальности, и ушел к себе. — Эй, ты что? — шепотом спросила Дина. — Не вздумай при нем зареветь! — Давай выбирать одежду. — Слушай, а ты попроси его посмотреть в Интернете про Турандот! — Зачем тебе это? — Да так, хочу кое-что проверить. Попроси! — Сама и попроси, тебе же надо! — Ты с ним законтачила, а меня он вообще игнорирует, ты же видела? Аня отмахнулась и стала вынимать с полок всевозможные куртки, кофты, джемперы и свитеры. Дина подметила, что каждый из них велик ей размера на три, а уж субтильной спутнице — на все пять. — Да ладно! — сказала она, оставляя на сгибе руки пару более или менее приличных вещей. — Дареным вампирам в зубы не смотрят… Пошли померим! Пока Дина натягивала на себя спортивный костюм, Аня вдруг негромко позвала: — Игнат! — Ты что, упала? Я же переодеваюсь, а ты мужика зовешь! Совсем соображения нет? — Ты хотела про Турандот узнать или нет? Игнат, а ты не мог бы посмотреть еще, кто такая Турандот, что там в Интернете о ней написано? Из соседней комнаты донеслось грубое ворчание, отдельными более или менее разборчивыми словами которого были «справочное», «бюро» и «оборзели». Аня вжала голову в плечи и послушно взяла из рук спутницы длинный застиранный и растянутый свитер. Он повис на ее тощих плечах, точно парус на мачте во время полного штиля. — Ужас! — прошептала Кассандрушка, таращась на себя в зеркало. — Какой ужас! Дина бодро хлопнула ее по спине: — Ничего, крепыш Бухенвальда, посмотри на меня и успокойся! Это еще не самое страшное, что может с нами произойти! — Это опера, — послышался хриплый голос Гони из его комнаты. — Какая опера? — не поняла Аня. — «Турандот», блин! А тебе еще какая-то нужна? Опера Джи — точка — Пуччини. Написано, что он не успел ее закончить и помер… Угу, понятно, значит, нудятина еще та! Короче, там про телку, в которую вселился дух древней китаянки. Китаянка ненавидела всех мужиков, и Турандотиха на радостях стала их казнить. Загадывала загадки, а когда их не отгадывали, отправляла на плаху. Вольный пересказ оперы был прерван длинным телефонным звонком. Гоня чертыхнулся и пошел к трубке. Аня тут же ткнула кулаком под дых Дине: — Убираемся отсюда, и скорей! Им удалось проскочить мимо разговаривающего Игната: — Ага, ба. Эт я, да. Ну да! Не узнала? Почему не узнала? Хе! Ну, ты странная какая-то… Чего, кто? А, ну да, тут… Девушки вылетели за дверь в ту секунду, когда внук сторожихи обернулся и, увидев их, крикнул вслед: — Эй! А чаю попить, как там тебя? А я как раз чайник хотел закипятить… — Бегом! — зашипела Аня, хотя Дина и так перепрыгивала через три-четыре ступеньки кряду. — Не, ба, не получилось. Пусть они там сами, я не нанимался… Они еще долго неслись через дворы, не разбирая дороги. Дина выдохлась первой. — Всё, не могу больше! Тайм-аут! Она согнулась пополам и перевела дыхание. Спешащие на службу прохожие мчались мимо и не обращали на них никакого внимания, и только маленькая девочка, которую, как на аркане, мать за руку тащила в детский сад, показала пальцем на Аню: — Мам! Тетя-чучело! Мотри! — Перестань. — Ну мотри! — Так нельзя говорить! Это некрасиво, так невоспитанные дети говорят! — А как сказать, если тетя — чучело? — Во-первых, не чучело, а пугало. Про чучело я тебе потом расскажу. А во-вторых, прекрати глазеть на нее. Человек болен! — А человек мене улыбнулся! — Ты тоже улыбнись и пройди мимо, как делают воспитанные девочки. Господи, ну что за ребенок такой? Аня проводила взглядом хорошенькую улыбавшуюся ей девочку и снова посмотрела на Дину. — Нас хватились в клинике. — Я уже поняла, — ответила та. — Бросились к бабке, и та догадалась, кого выпустила поутру… — Точно. — Ладно, бог с ними. Ты мне лучше скажи, как мы с тобой без копейки доберемся до Москвы? А документы? Нас в таком виде примут за цыганок или бомжих и обязательно привяжутся с проверкой документов. Аня сжала в кулачках растянутые манжеты длинных рукавов и, задумавшись, присела на полусырое сидение детской дворовой карусельки. Дина смотрела на нее с жалостью: девчонка-воробей, попавшая в передрягу, забитая и растерянная. — Я домой хочу! — прошептала Аня закоченевшими на ветру губами. Дина невольно уселась рядом и обняла ее, чтобы хоть немного согреть. Она уже почти жалела, что согласилась взять Кассандрушку в спутницы. Но теперь сокрушаться было уже поздно. — А где у тебя дом, Анюта? — Я не Анюта. — Извини. Аня. — Да и не Аня я. Это меня здесь так зовут — Аня… Меня звать Айшет. Я по-русски хорошо говорю, потому что давно здесь живу. У меня дома сейчас тепло еще, хорошо! — она прикрыла глаза, мечтательно улыбаясь своим воспоминаниям. — А почему ты уехала оттуда? Учиться? Лицо Ани потеряло улыбку, стало каменным, а затем и вовсе ожесточилось. — Учиться… — зло выплюнула она, сверкнув черными глазищами. — Прогнали меня, Дина. Совсем прогнали. Если вернусь — убьют. — Кто прогнал и кто убьет?! — Родители прогнали, а односельчане убьют. И родители по закону и слова не смогут сказать против… — Что это, скажи на милость, за законы такие? Это что, средневековье?! — Я школу заканчивала, восемь лет назад это было. Думала, в город поеду поступать на иностранные языки… На выпускной пошла, отец сказал — до девяти, не позже, — Аня вздохнула, хмуря темные брови; ей тяжко было вновь проигрывать события рассказа, но ни забыть, ни исправить их она не могла. — Я в без десяти девять взяла и побежала домой, отец у меня строгий. А тут ливень и молнии, страх один. Стою под козырьком у булочной и думаю — как так пробежать, чтобы молнией не убило? Или как переждать, чтобы отец не рассердился? Дина покачала головой и покрепче прижала ее к себе. — И вот к ступенькам подъезжает сын соседей на новой машине. Красивая машина была, прямо вся сверкала под дождем! « Слушала Дина, и с каждым словом Ани ей казалось, что та вот-вот заговорит на родном языке. Речь Кассандрушки становилась все неразборчивее, откуда ни возьмись проступил сильный кавказский акцент. Но теперь все становилось на свои места — и экзотическая внешность, и нерешительность, и дикарство. Прожив столько лет в новых условиях, она так и не смогла избавиться от пут старых условностей. — Уговорил он меня. В такую, мол, погоду все наши сплетницы по домам сидят, телевизор смотрят. Я села, а предчувствие плохое, ой плохое… Едем мы, и тут он возьми и сверни в другую сторону. « — Вижу… — мрачно буркнула Дина, взглянув ей в лицо. — Сильно бил… Но я все равно не согласилась. Тогда меня и выгнали в чем есть. Сказали на порог не возвращаться и прокляли. Только Лейла, старшая сестра, поверила, что я осталась чистая, но что она могла сделать перед родителями? Ее саму насильно замуж выдавали, она и слова поперек сказать не решалась. Зато для меня собрала немного моих вещей, свои деньги дала и на вокзал проводила. Так я сюда и приехала, но с тех пор так людей боюсь, что стала уметь заранее предусматривать их поступки и менять события. Училась тоже тут… — На инязе? — Нет, не получилось поступить. На биологию поступила. После учебы два года пробирки в одной биохимической лаборатории полоскала, а потом у меня совсем с головой плохо стало. Я уже всего теперь боюсь, хоть и знаю немного будущее. Было дело, хотела даже счеты с жизнью свести, такие у меня помрачения были… Дина уронила взгляд на ее запястья, но сейчас они были плотно закрыты рукавами безобразного свитера. — А теперь, — улыбнулась Аня, — теперь в Москве меня примут за шахидку. Скинхедам потеха будет над нерусью поглумиться… — Мы что-нибудь придумаем, Айшет! Я тебя в обиду не дам… — А что ты сама можешь, Дина? Нас прожевали и выплюнули, мы с тобой никто теперь. И не зови меня так, Аней зови. Айшет умерла. Не хочу больше помнить то, что помнила Айшет. — Тебя просто-напросто нужно одеть по-европейски, и никому не придет в голову… — Дина, для этого нужны деньги. А меня уже давно из съемной квартиры выставили, еще когда я в первый раз в дурке оказалась, после первой попытки самоубийства. Поэтому денег у меня нет. И ты здесь никогда не жила. Не на что нам с тобой надеяться. — Тогда, Ань… может, я поеду одна, чтобы не мучить тебя? — А я? Снова в сумасшедший дом? — Там хотя бы тепло и кормят. Зима на носу. А я найду свою квартиру, вспомню, кто я и что, найду хорошего адвоката, приеду и заберу тебя оттуда. — Я не могу больше в психушке… — прошептала Аня, стискивая кулачки и изо всех сил зажмуриваясь. — Я не могу больше пить эти таблетки, понимаешь? У меня все вены исколоты, как у наркоманки. Я не отличаю действительность от сна… Ты когда-нибудь видела горы, Дина? — Не помню я… — Горы, Дина, горы! И во-о-о-от такое небо, от вершин на западе до вершин на востоке, от гряды на севере до хребтов на юге! Высокое-высокое! Рябь облачков на нем, легкая рябь — и большой орел кружит там, где он уже совсем маленький, еле видимый глазу… — Я понимаю, Ань, понимаю. Но не время для ностальгии. Нам с тобой сматываться надо отсюда, возьми себя в руки для рывка! — Да, хорошо, прости. Шумно выдохнув, Аня с отчаянной решимостью отерла слезы и резко поднялась на ноги. — Вперед! Туда? Туда? Куда идем? — У нас с тобой, пророчица ты моя, один выход теперь: автостоп. Откуда-то сверху сочился нереальный голубоватый свет, и все здание вокзала походило на павильон для съемок фильма о привидениях или готических временах. Аня бродила между пустующими креслами, точно зная, что должна кого-то отыскать. Но кого — не помнила, да никого и не было вокруг, чтобы предположить. Внезапный прилив тревоги предвосхитил, как обычно, события случившегося через минуту. Но на сей раз тревога растворилась в нахлынувшей волне возбуждения и азарта. « И чья-то рука вскользь приобняла ее, но тут же отпустила, оставаясь невидимой. — Кто здесь? Она снова одна, но теперь кровь клокочет, сердце стучит, а тело требует действий. Ужасный грохот — и рушатся стены вокзала, а поверх обломков, скорчившись на четвереньках, в хищной позе восседает существо с горящими глазами на бугристой морде рептилии, и хвост его столь длинен, что не видно, где он заканчивается, извиваясь меж кирпичей. — Убирайся отсюда, чужачка! — прошипело существо; голос его был липким и тоскливым, словно краткая дремота в выстуженной зимней электричке рано утром. — Как ты попала на нашу территорию? Здесь можем быть только мы, и ты не можешь видеть нас! — Кто она такая? — из-под завала выбрался еще один монстр с бесконечным хвостом. — Как она уродлива! Она подобна низшим! Но если бы она была низшей, то ни за что не проникла бы к нам и не смогла нас увидеть! — Неважно, кто она. Пусть убирается обратно! — Пус-с-с-сть! Пус-с-с-с-сть! — засвистели со всех сторон, и в едином ритме на руины полезли подземные чудовища. Только тут Аня смогла различить в тумане фигуры людей, которые, собравшись отдельными группами, держали концы хвоста того или иного создания — держали бережно, словно это был шлейф венценосной особы. И не было ни одного монстра, хвосту которого не оказали почестей. — Тихо! — воззвал самый крупный из них, окруженный самой большой свитой, и его сородичи благоговейно примолкли. — Эй, Не-Такая, откуда ты взялась здесь и что с тобой случилось, если ты выглядишь, как низшие? Аня ощутила, что теперь она не только может, но и хочет говорить. Она распрямила плечи, и голос ее зазвучал подобно трубе ангела смерти: — Не смей говорить со мной в подобном тоне, презренный мутант! Это тебе и всем твоим прихвостням гоже держать предо мною ответ! Чудовище растерялось. Все остальные замерли. Расширив гигантские ноздри, мутант втянул воздух, принюхался и стал пятиться. То же самое повторили прочие, зачарованно переводя взгляды с него на Аню и обратно. — Стоять! — приказала та. — Я не отпускала ни тебя, ни эту свору! Наш разговор не закончен! — О, простите, мы уже осознали свою ошибку! Дорогу первородной! Дорогу истинной! — засипел гигант и, забыв о людях, принялся подобострастно вращать хвостом; некоторые из его миньонов летали, цепляясь за самый кончик, другие падали, сбитые с ног, но большинство просто дралось между собой с удвоенной яростью. — Прикажи им немедля угомониться, мутант, или я огорчусь! Существо гневно рявкнуло, и пространство застыло, словно мошка в смоле, готовой стать янтарем. — А теперь говори, кто вы такие и что вам здесь… — Аня! Черт! Аня, проснись! Слышишь меня? Монстры, как будто только того и ждали, сразу же разбежались во все стороны, и свет померк. — Аня! Дина изо всех сил трясла попутчицу, перегнувшись через спинку кресла. — А? — спросила та, садясь и в полном непонимании сонно потирая глаза кулаками. — Не могу больше в кресле моститься, Ань. Давай на время поменяемся? А ты пока иди поразвлекай нашего водилу. Ты, кстати, кого мутантом обзывала во сне? — Дина подмигнула. — Уж не того ли джигита, женишка своего, козла неописуемого? Аня молча перелезла на место Дины, а та улеглась вместо нее под старую дубленку. — Что, не спится? — краем глаза замечая передвижения Ани, спросил дальнобойщик. Та зевнула и сладко потянулась: — Очень даже спится! Но ведь и тебя, дяденька, развлекать нужно, чтобы ты не заснул и чего доброго не тюкнулся, вон, в кювет… — Да типун те… тетенька. Ладно, права, развлекай! Дорога муторная, заснуть немудрено. Развлекай давай. — А почему ты ездишь без сменщика? — Раз на раз не приходится. А что ты там бормотала во сне? Кажись, о мутантах каких-то… Аня засмеялась: — Ну мало ли что приснится, дяденька! Он нахмурил лоб и некоторое время размышлял. — Тебе точно восемнадцати еще нет? Может, все-таки есть? — затаенной надеждой отдавали его слова и просительный взгляд. — Нет, дяденька, пятнадцать мне… в августе было. — А из дома бежишь который раз? — Я не из дома, я из детдома. Впервые. Мне про мою мамку рассказали, что она в Москве живет. Я адрес узнала, теперь повидаться хочу, а кто меня отпустит? — Ладно, хрен с тобой, сбежала и сбежала. Может, доброе дело сделаю, все в зачет пойдет на потом… Мамке от меня привет передавай. Водитель сжал губы и сипло засвистел, невообразимо фальшивя. Было в этом свисте что-то знакомое, из недавнего сна. Аня встряхнула головой. — Меня Аней звать. — Ха! А я думал Гюльчатай! Меня — Лёхой. — У нас в детдоме аж пять Лёх! — Бывает. Она подумала, почесывая лоб. Что же рассказать, чтобы он остался доволен? Ведь нужно же как-то отблагодарить его за то, что взял их с Диной в попутчицы. « — В Англии есть одно местечко, — заговорила Аня, — между двумя небольшими городами. Там раз в году в ненастную осеннюю ночь на обочине появляется молодая девушка в дождевике… Водитель хмыкнул, покосился на нее и, качнув головой, со смехом закурил вонючую папиросу. Аня чихнула, а потом и вовсе закашлялась. Он молча опустил стекло со своей стороны и плюнул в темноту. Дым мгновенно выветрился; кабину наполнила дождливая свежесть раннего утра. — А ты, дяденька, зря смеешься! В Норфолке все рассказывают про эту девушку. — А ты прям в Норфолке была! — Нет, я в Интернете была, — и непонятно отчего Аня указала куда-то вверх. — Между прочим, там пишут, что ее многие англичане видели! Она голосует, и если машина останавливается, просит подвезти до города. Она садится и к одинокому водителю, и к целой компании, но всегда молчит, даже если ее о чем-то спрашивают. — И что, в Англии находятся лохи, которые посреди ночи вот так, запросто, подсаживают к себе непонятную барышню со странными наклонностями? — Ну ты же подсадил, — делая страшные глаза и шевеля растопыренными пальцами, глухим голосом сказала Аня. — Дык у меня монтировка есть, а у лохов этих чего? Ладно, ври дальше, смешно. — При въезде в город девушка называет точный адрес, и когда машина останавливается возле указанного дома, исчезает, а на том месте, где она только что сидела в мокром плаще, на обивке кресла остается пятно. Если водитель осмеливается зайти в этот дом, ему открывает престарелая пара и рассказывает историю, от которой кровь стынет в жилах. Много лет назад они потеряли в автокатастрофе свою дочь, которая таким же дождливым вечером ехала к ним из соседнего города, где училась, погостить на выходные. Девушка погибла на месте, а водитель скрылся с места преступления. С тех пор она никак не может успокоиться и каждый год ненастной ночью кружит по окрестностям, чтобы завершить некогда начатый путь и получить свободу, о которой мечтает, заблудившись между мирами. — И что, этот лох верит сказкам? — Бывает, некоторые просят, чтобы им показали фото этой девушки, и на снимке узнают свою недавнюю попутчицу. — Заблудилась между мирами! Ха! А сколько там этих миров, че твой Интернет на это скажет? — Миров много, очень много. Но для нас их пока три. — Ну конечно: Земля, рай и ад! Слышали… — Нет. По крайней мере, не в том смысле, как ты об этом думаешь. — А как я об этом думаю? — Так же, как и многие. Земля для живых, рай для праведников, ад для грешников. А ты никогда не думал, что ад может быть как раз Землей, и о ней именно так и думают в тех двух мирах? Лёха фыркнул: — Это вас в детдоме такой галиматье обучают? Ё-мое, я б свихнулся мозг об это ломать! А все-таки жалко, что тебе восемнадцати нет… — А что, если бы было? Почему ты все время об этом говоришь? — Ну как — почему… Покуролесили бы на следующем пятаке… Аня нахмурилась, отвернулась и стала смотреть в свое окно. Половину вчерашнего дня они с Диной провели у дороги в попытка поймать машину, водитель которой ехал бы в сторону Москвы и согласился бы подвезти их бесплатно. Некоторых отпугивала очевидная ненормальность Ани. А один раз на дороге, в народе известной как Кривая, их едва не избили вышедшие на промысел плечевые.[2] После громких криков и размахивания руками одна все же догадалась, что незнакомки нарушили территорию ненароком, и великодушно предложила им как можно скорее унести ноги. Туда, куда беглянки унесли ноги, дальнобойщики заворачивали редко. Уже смеркалось, когда над продрогшими Аней и Диной прозвучал голос: — Чего скучаем? Из окна грязного КамАЗа с полуприцепом на них смотрел широколицый веснушчатый парень. — Нам в Москву нужно, — воспрянув духом, пропищала Аня. — Но денег нет, дяденька! — Ладно, поднимайся в мой «Титаник», че ж я — дам девчонке в поле замерзнуть, что ли? И вот теперь они приближались к Москве, но Аню все равно не покидало ощущение слежки. Кто-то неотступно наблюдал за каждым их с Диной передвижением и наверняка готовил коварный подвох. Да еще и этот сон… Аня вспомнила приснившихся ей существ. Что-то подсказывало, что они какие-то неправильные, эти чудища, которых она назвала мутантами. Другими они должны быть и по виду, и по сути — величавее, благороднее. А эти все как один были мелкими, ничтожными, как разменные медяки — не то пошлые завистливые жабы, не то всего боящиеся и ко всему приспосабливающиеся хамелеоны с человекоподобными телами; а еще они чем-то напоминали слетевшихся на падаль облезлых ворон, которые торопятся нажраться прежде, чем их турнет кто-нибудь более сильный, наглый и злой. Даже тот, самый крупный мутант, вызывал у нее только презрительную усмешку. А ведь он (она теперь хорошо чувствовала!) был связан с войной, чем и объяснялась его великая популярность в народишке. — Жалкие изгнанники… — беззвучно проговорила Аня, дыша на стекло и рисуя в запотевшем круге рожицу. Дина мертвым сном спала сзади, под дубленкой. Лёха курил и молчал, а Аню снова одолела дремота. Теперь ей приснились горы — высокие-высокие, держащие на плечах купол неба, а вровень со снежными вершинами парил гордый орел. И она тоже взлетела туда, переживая восторг собственного всесилия. Алексей свернул к обочине и слегка потряс Аню за плечо: — Слышь, Анька, или как там тебя звать? Мне на «Титанике» нельзя дальше по городу, так что приехали. Она непонимающе смотрела на него и по сторонам. — Нельзя, говорю, мне дальше, гайцы штрафанут, у них тут всюду машинки работают. Для нас специальная дорога есть, а тебе в центр надо, поняла? — Это уже Москва? — Да это уже минут сорок Москва. У него было простецкое лицо и добрые голубые глаза. Аня поняла и кивнула: — Спасибо тебе, дядя Леша. Дина, вставай, нам пора выходить! И, не обращая внимания на вытянувшуюся от изумления физиономию водилы, девушки покинули кабину КамАЗа. Аня на прощание помахала ему рукой, а Лёха нажал на клаксон, и машина издала трубный, протяжный вопль. — Пафосный дядька! — зевая и разминаясь, заметила Дина. — А ты ему понравилась. Вот тебе и чучело! — Дин, ну что ты, а? — Ладно, не буду, не буду! Для нас с тобой сейчас главное — не попадаться на глаза ментам. Слушай, а как он нас вез через посты? — Не знаю, я спала… Аня была в Москве впервые, и хотя это совершенно точно не было парадным въездом в столицу, впечатление чего-то громадного и бесконечного нисколько не омрачилось. — Ты что-нибудь вспоминаешь? — спросила она поеживавшуюся Дину. — Знакомые тебе места? Мимо тянулись вереницы машин, а пешеходов было немного. Поток то и дело застревал в пробках, и девушки все время оказывались вровень с одними и теми же автомобилями. — Ничего не вспоминаю… — расстроено ответила Дина. — Как будто я здесь впервые… Может, еще попробуем словить попутку? Вдруг повезет? — Знаешь, Дин, у меня такое предчувствие, что пешком мы доберемся быстрее… Да и вид у нас с тобой… кхем… Диана тяжело вздохнула, соглашаясь с доводами спутницы. Поесть сержант Скачко любил всегда, независимо от обстоятельств, времени суток и чувства голода. Особенно на работе. Сам процесс был достойным оправданием изредка приключавшемуся ничегонеделанию, тогда как любой другой предлог мог вызвать нарекания у начальства или недовольство у домашних. По крайней мере, так чудилось самому Скачко. Для начальства еще оправданием могли служить перекуры, но тогда они же стали бы камнем преткновения с семьей, и втягиваться сержант не хотел. Это был неуверенный в себе и очень странный человек. Бывали случаи, когда сослуживцы заставали его читающим, да не какие-нибудь себе журнальчики, а произведения Чехова или Достоевского. Сержант густо краснел, терялся, прятал книгу и сумбурно объяснял ее появление. Не то чтобы совершенно никто из коллег Скачко не интересовался классикой, но ведь не на работе же, в патрульном «бобике», читать «Записки из мертвого дома»! Поэтому теперь, в обед, сержант на законных основаниях мог уединиться с книгой за отдельным столиком в небольшом кафе и вкушать украинский борщ со сметаной под аккомпанемент Федора Михайловича. Уединиться, впрочем, он смог, но вот вкусить сполна не успел, потому как на улице очень некстати пошел дождь и загнал в помещение кафе малолетку-беспризорницу в растянутом свитере до колен и кошмарных резиновых сапожищах со взрослой ноги. Официантка в крик, и сержанту Скачко стало понятно, что от исполнения служебных обязанностей уже не увильнуть. Он встал, одернул синюю куртку и, кашлянув, приблизился к нарушительнице общественного спокойствия. Худенькая черноглазая девчушка пришибленно таращилась по сторонам. Скачко ухватил ее за локоть и с неприязнью почувствовал, что она вся мокрая, а от шерсти, из которой связан свитер, пахнет старушечьим домом, нафталином и залежалостью. — Иди-ка ты себе куда-нибудь… куда-нибудь… Иди, иди, погуляй, ты же не хочешь в детскую комнату? — Пожалуйста, ну разрешите хоть у двери дождь переждать! — ее глазища быстро наполнились слезами. — Я не могу больше, я замерзла. Девочку так трясло, что локоть ее колотился в ладони милиционера. — Черт! — шепотом выругался Скачко и надел фуражку, с тоской оглянувшись на недоеденный борщ. — Пошли! — Куда? — Ну в отделении у нас погреешься, куда! Здесь-то тебе все равно не дадут. Всего на минуту замешкалась Диана — и вот эта сумасшедшая девчонка бесследно пропала. В довершение ко всему опять полил дождь. Дина в растерянности встала посреди тротуара, озираясь и размышляя, в какую из дверей взбрело в голову заскочить дурехе-Ане. До цели — храма Христа Спасителя — оставалось всего ничего, а там уж будет и Остоженка, и ее, Дины, дом. Но как же не вовремя испортилась погода! Взгляд упал на стеклянную дверь кафе-ресторана. Дина почувствовала, как от голода у нее подвело внутренности, и она могла бы поспорить, что тут же почуяла головокружительные запахи ресторанной кухни, а особенно — наваристого красного борща. У двери создалась возня, и сквозь стекло Дина разглядела мужчину в милицейской форме (« — Вот проклятье! Аня! Аня, беги! Беги! — заорала она что есть сил, перекрикивая уличное движение, и ринулась к перекрестку. Аня вырвалась из рук сержанта. — Стоять! Стоять, говорю! Но та бежала, слыша только шум ветра в ушах. Чуть помедлив, Скачко ринулся вдогонку. Наравне с сержантом по дороге ехал белый микроавтобус. А беспризорница тем временем прошмыгнула перед двумя потоками машин и скрылась под аркой проходного двора. Дожидаясь пробела между сигналящими автомобилями, сержант внимательно проследил ее путь. — Он нас догонит! — прохрипела задыхающаяся от бега Дина. — Давай сюда! И она, спотыкаясь, скатились в подвальный магазин продуктов, прилепившийся к фасаду дома. У прилавка толпилось несколько человек. Последним в очереди, перекрывая дорогу Ане и Дине, стоял мужик, одетый, как бомж, с фингалом и спутанной бородой. — Спрячьте! — кинувшись к нему, взмолилась Аня. Мужик обернулся. |
||||||
|