"Курцио Малапарте. Техника государственного переворота [V]" - читать интересную книгу автора

Искусство захвата власти пока еще кажется ему по преимуществу военным
искусством: стратегия и тактика войны в применении к политической борьбе,
искусство командовать армией на полях гражданских сражений.
В стратегическом плане захвата Рима проявился не политический гений
Суллы и Цезаря, а их военный гений. Трудности, которые им пришлось
преодолеть, чтобы овладеть Римом, - это трудности исключительно военного
характера: они сражались с войсками, а не с парламентами. Было бы ошибкой
считать высадку в Брундизии или переход Рубикона началом государственного
переворота: эти события имели лишь стратегическое, а не политическое
значение. Идет ли речь о Сулле или о Цезаре, Ганнибале или Велизарии,
задачей их ар-
мии является захват города, - это задача стратегическая. Их действия - это
действия великих полководцев, для которых не осталось секретов в искусстве
войны. Нет сомнений, что военный гений Суллы и Цезаря был значительно выше
политического. Кто-то может возразить, что в своих кампаниях, начавшихся
высадкой в Брундизии и переходом Рубикона, они выполняют не только
стратегическую задачу: каждый маневр их легионов имеет политическую
подоплеку. Однако всевозможные хитрости и недомолвки - это приемы, обычные
в искусстве войны. Любой полководец, Тюренн, Карл XII или Фош, - это
проводник политики своего государства, его стратегия служит
государственным политическим интересам. Война всегда имеет политические
цели: она лишь один из аспектов государственной политики. История не знает
такого полководца, который воевал бы ради самой войны, постигал бы ее
искусство ради самого этого искусства: и среди ничтожных, и среди великих
полководцев, даже среди кондотьеров не бывает любителей, есть только
профессионалы. Джон Хоквуд, английский кондотьер на службе у флорентийской
республики, сказал однажды: "Воюют для того, чтобы жить, а не для того,
чтобы умирать". Это не кокетство любителя, не бравада наемника: в этих
словах - самое возвышенное определение смысла войны, ее морали. Так могли
бы сказать Цезарь, Фридрих Великий, Нельсон, Бонапарт. Понятно, что Сулла
и Цезарь преследовали политические цели, когда двинули войска на Рим. Но
каждого из них надо судить по его делам. Госу-
дарственного переворота они не совершали. Какой-нибудь дворцовый заговор
гораздо ближе к государственному перевороту, чем знаменитые военные
кампании, с помощью которых эти два великих полководца захватили власть
над Римом. Сулле понадобился год для того, чтобы с оружием в руках
проложить себе дорогу в Рим, то есть для завершения восстания, начавшегося
в Брундизии: это слишком долго для государственного переворота. Но в
искусстве войны, как известно, есть свои правила и исключения из правил:
именно ими, и только ими руководствовался Сулла. Правилам политики и
исключениям из этих правил Сулла и Цезарь стали руководствоваться только
после того, как их армии вступили в Рим: и притом чаще исключениями, чем
правилами, как это свойственно полководцам, когда они издают новые законы
и устанавливают новые порядки в завоеванных городах. В 1797 году,
предоставлявшем такие огромные возможности любому нахрапистому генералу,
скорее храбрецу, нежели честолюбцу, на равнинах Ломбардии Бонапарт должен
был прийти к мысли, что пример Суллы и Цезаря окажется для него роковым.
Когда он сравнивал ошибку Гоша, который в видах государственного
переворота опрометчиво согласился поступить на службу Директории, с
примером Суллы и Цезаря, то ошибка Гоша казалась ему не такой уж опасной.