"Сокрытые-в-тенях" - читать интересную книгу автора (Гомонов Сергей:)14 часть. Дорога, уводившая его далеко…Выход подозрительно напоминал черную воронку, и она втягивала в себя, вниз, что бы ни оказалось с краю, а там, в бездне, умирал даже свет. Айнор придержал Эфэ и спешился. — Постой, мальчик! — сказал он коню. — Помереть никогда не поздно. Телохранитель огляделся. Кроме совершенно гладкого каменного пола вокруг воронки не было ничего. Эфэ шагнул было к водовороту, однако Айнор остановил его резким окриком и, оторвав от края плаща кусок бечевы, швырнул ее вниз. Веревочка заметалась по кругу, съезжая все ниже. Обороты становились все короче, пока бечевка не ушла в точку и не пропала с глаз долой. — Но другого выхода здесь не видно… — рассуждал телохранитель вслух, но точно знал, что прыгать им все равно придется. Воронка тихо гудела, представляясь неподвижной, и самым страшным во всем этом священнодействии была непредсказуемость. Объяснить то, что ждет их там, в этой воронке, Айнору не смогла даже загадочная собеседница из леса — та, которая, прощаясь, повесила ему на грудь тяжелое ожерелье алой розы, которая легла точно против сердца и согрела его. — Да будет благосклонна к нам Ам-Маа! — взлетая в седло и пришпоривая Эфэ, закричал Айнор. — А-а-а-а-а-а! Их заметало по кругу, расплющивая о невидимые края. Пространство изменилось до неузнаваемости: все звезды сошли со своих орбит и встали в зените, наползая друг на друга и образуя гигантское скопление из бесчисленного количества светил. С каждым оборотом рычание воронки усиливалось, и в последний миг Айнор понял, что это — Ам-Маа изнутри… …Конь и человек лежали в песке посреди пустыни. Оба казались мертвыми под небом, где не было ни дня, ни ночи и ни солнца, ни луны, ни звезд. Откуда-то издалека к ним направлялись двое — мужчина в маске в виде волчьей морды и настоящий волк, полинялый, в клочьях свалявшейся шерсти на боках и заду. Талию мужчины обвивала тонкая цепь во много слоев, а за плечом висел лук в виде изогнутого скорпиона. — Угу, будь так добр, прекрати быть видимым для глаз смертных, — попросил незнакомец, вставая на одно колено и склоняясь над неподвижным человеком, уткнувшимся лицом в рыжий песок. — Посмотрим-посмотрим… — он с легким усилием перевернул тело на спину. — А, старый знакомый! — Ты о ком? — спросил воздух. Волкоголовый раскрыл плащ на груди лежащего и указал на кровавую розу: — Видишь у него любовный амулет Шессы? А вот, — он вытащил из кармана его камзола большую пуговицу, — простое, как сама мудрость… — Ананта! — Два амулета у одного смертного! Старушка-Шесса направила волонтера в Дуэ. Не очень разумно поступать так с живыми, не находишь, Упу? — Очень неразумно поступать так с живыми, Анп. Однако взгляни на эту отметину упрямцев! Анп коснулся пальцами ямки на подбородке незнакомца и обреченно вздохнул: — Ох уж эти мне вездесущие смертные! Во всем должен быть порядок: во вселенных, в материальном, в тонком, а главное — в головах! Сколько я говорю об этом — и вечно меня вынуждают поступаться принципами! — И то верно, не ты ли испытываешь трепетные чувства к их величествам Ананте и Шессе с мгновения их прихода в мир? Волкоголовый что-то буркнул в ответ, вынул из-под плаща небольшой кожаный мешочек и, развязав узел, капнул какой-то бесцветной жидкостью на сухие губы лежащего воина. То же самое он проделал и с белым конем. Айнор очнулся. Веки его будто кто-то раздвинул через силу, и глаза болели. Неподалеку в песке сидел человек. Телохранитель вспомнил, что видел его на вороте Ам-Маа во время путешествия в Фиптис. Силясь подняться, бедняга-Эфэ возился и всхрапывал. — Я немного теряюсь, — заговорил волкоголовый, — что мне должно сказать сейчас, в твоем случае, смертный? Добро пожаловать в Царство Мертвых? Но какое, к Зету, это царство?! Да и ты пока живой. Что же Шесса не соизволила нырнуть с тобой и объяснить? Сиди — гадай! Как будто мне больше нечем заняться, клянусь пресветлым Узиром! — Анп? — вспомнил Айнор, неуклюже привставая на локте. — Идти сможешь? — Не знаю. — Ладно, не заполняй голову чепухой! — Анп оглушительно свистнул, и на горизонте появилось марево, через какие-то мгновения долетевшее до них; из миража выскользнул тонконогий вороной скакун. Ограненным бриллиантом сверкала и переливалась его черная шкура, а из ноздрей вырывалось пламя. — Полезай на своего коня. — А я как? — спросил воздух человеческим голосом. Айнор схватился за меч, но Анп со смехом всплеснул руками: — Поспеши, смертный! Теперь время имеет власть: мы на пороге Дуэ! И два коня стрелами полетели в рыжую пустыню. За ними, поругиваясь, мчал едва приметный смерчик. Пейзаж не менялся, пустыня была нескончаемой. — И все же — кто ты, Анп? — Я уж и не знаю, — вздохнул тот. — Не удивлюсь, если однажды меня назовут продавцом систров… — Ты не продавец систров, ты живодер! — взмолился за их спинами песчаный смерчик. — При первой же оказии, старый мошенник, я подам на тебя жалобу! — Кто это? — снова встрепенулся Айнор. — Один очень болтливый дух. При жизни он был шелудивым псом, однако под моим чутким руковод… Кони дернулись, визжа от ужаса, ибо позади раздался утробный рев хищника. — Тпру! Стой, Эфэ, стой! Айнор натянул поводья. Анп улетел далеко вперед, и ему пришлось возвращаться. — В чем дело? — с любопытством осведомился он. — Я не знаю, кто ты. Я не знаю, что за тварь преследует нас. Я знаю лишь одно: мне нужно выполнить приказ, о котором ты знать не можешь. Почему я должен доверять тебе?! — А. Анп зевнул и спешился. Айнор наблюдал за ним, не снимая руки со своих ножен, готовый выхватить меч в любое мгновение. — Ну что ж, я рад, что тебе не нужен проводник. Ты, конечно же, сам знаешь, куда ехать и сколько дрянных тварей и коварных ловушек вышлет тебе навстречу Дыхание Дуэ… — Ты проводник? — Нет, он продавец систров. — Заткнись, Упу! Да, я проводник, мой недалекий смертный друг. Таково мое предназначение. Таким меня создали жители Дуэ. — Так ты тоже хогмор?! — изумился Айнор. — Отчасти. — Он мутант, — подсказал невидимый Упу. Из пальцев Анпа вырвался огонь; обратившись целым выводком пламенных скорпионов, заклинание помчало вслед заскулившему смерчику. — Как же ты мне надоел, Упу! Представь себе, смертный, и так — вечно! — Вечно? Разве у того, кто имеет начало, не будет конца?! — Ты умен и задаешь верные вопросы. Но — нет. Так получилось, что мне суждено подчиняться внутреннему закону, который не подвластен моим смертным создателям. А внутренний закон гласит, что я был, есть и буду всегда. Чем не вечный двигатель? Умрете вы все, схлопнется пространство — а я всего лишь перейду в иную вселенную и со следующим ударом пульса мироздания начну все сначала! — Анп картинно воздел руки к небу, постоял так, наслаждаясь воплями искусанного Упу, и засмеялся. — Нет никакого конца и никакого начала мироздания, живой! Есть только вечный змей Ороборо и бесчисленное количество взаимопроникающих миров. Айнор потряс головой и тоже слез с коня. — Вы бессмертны и всесильны, вы, хогморы. Так зачем вам посылать смертного на выполнение того, что у вас займет не дольше мгновения? Анп наконец взмахнул рукой, уничтожая замучившую волка стаю скорпионов. — Мы сильны вами, живой. Не понимаешь? В одном из миров Дуэ сказано, что не боги обжигали горшки — и это лучший ответ на твой вопрос. — Что это значит? — Это значит, что все войны и шедевры, все глупости и подвиги, все дурное и благое деется только вашими руками, а наше вмешательство — только красивая метафо… Гм… прости, это я с тобой не подумавши… Словом, красивая такая сказочка это наше вмешательство. Глупости делают все — и хогморы, и чудовища Дуэ, и смертные, и неразумные твари. — Что ты считаешь глупостями хогморов? — нахмурился Айнор. — Первородные до ужаса азартны. Все они — словно само воплощение Великой Игры. И моя подруга Баст — лишь бледное отражение истинного игрока-хогмора, не говоря уже обо мне, мрачном и уединившемся. Но мы заболтались, а я предложил бы следовать дальше… Айнор упрямо поглядел в его желтые волчьи глаза. Анп снова засмеялся: — Не стоит тратить время, живой. Я рассказал тебе многое и расскажу еще по пути, коли уж старушка-Шесса избрала тебя своим паладином… — Ну конечно! — проскулил за их спинами изжаленный Упу. — Чего бы тебе не рассказать, если по выходе отсюда он забудет все напрочь! Анп сделал вид, будто ничего не услышал. Неведомо, сколько прошло времени — пустыня не менялась в своей бесприютности, и только проводнику были заметны перемены ее на пути. — Здесь мы сделаем крюк, — сказал он Айнору, забирая вправо. — Иначе нам предстоит малоприятная встреча. Айнор, изрядно заскучавший от муторной дороги, привстал в стременах: — С кем же? — А, так! — Анп небрежно махнул тонкой жилистой рукою. — С порождениями фантазии одного профессора и сонма его подражателей. Они наводнили Дуэ столь безнадежно, что им отвели здесь, поблизости, кочующий участок. Сюда свезли их всех под мою расписку. Правда, это не мешает тварям иногда прорываться в чей-нибудь воспаленный разум. Тогда приходится снова их ловить и сажать… Беда в том, что никто, даже я, точно не знает, где их яма. Если вдруг она попадется на твоем пути, я официально предупреждаю: не корми их ничем и ничего не бросай вниз! — А что будет, если их покормить или что-то бросить? — поворачивая Эфэ вслед за Анпом, полюбопытствовал Айнор. — Ну что, что… Это с любой идеей. Если, понятное дело, ее подкармливать. — Так что? — Она теряет совесть и стремится захватить всё. Котлован вырос у них на дороге, когда Анп думал, что опасность они уже миновали. Кони всхрапнули и начали съезжать под уклон, которого еще мгновение назад не было. Пустыня превратилась в конус, центр которого заняла пропасть, а текучий песок увлекал вниз, препятствуя лошадям, силящимся выбраться наверх. Сухим водопадом тучи песка сыпались в бездну. Айнор успел увидеть, как начали расти Анп и его конь. — Это что? — крикнул телохранитель, тщетно пытаясь развернуть Эфэ. — То, что я хотел миновать! — угрюмо ответствовал с высоты гигантского роста проводник. — Проклятый котлован! — Помогите! — истошно заверещал Упу, которого накрыло волной песка и швырнуло к самому жерлу. И уже видно было, как избивают друг друга в котловане уродливые человекоподобные чудовища, а течение волокло путников прямо к ним. Волка развернуло, и зад его повис над пропастью, но Айнор успел поймать его за лапу. Отчаянно спасаясь, Упу вцепился для верности зубами в его перчатку, но та соскользнула, и, несмотря на расторопность телохранителя, словившего пса второй рукой, улетела к чудовищам. Айнора, пса и Эфэ перехватил исполинский Анп на громадном вороном скакуне. Точно детские игрушки, он перенес их за пределы конуса. — О, Зет! — простонал Упу, оглянувшись назад. — Перчатка! — О, Зет, — подтвердил Анп, затмевая собой горизонт. — Даже в лучшие свои времена я не хотел бы связываться с этим отребьем, но теперь придется загонять их назад во имя Ам-Маа! Зет! Зет! Зет! Обитатели котлована стихли на мгновение. Первым к перчатке подполз, прижимаясь к земле, маленький голый уродец. Он обнюхал ее, что-то проскрежетал и, прикрыв глаза, ткнул длинным узловатым пальцем в воздух. Тогда из горла его вылетел визгливый призыв, крик подхватили остальные зверолюди, из-за перчатки началась драка, и все они полезли из котлована, будто опара из кадки. Откуда ни возьмись, вокруг появилось множество досужих зевак, учуявших начало грандиозного представления. — Айнор, Айнор… — укоризненно прорычал Анп, вынимая из-за спины копье. — Я предупреждал! Для них внимание извне, хоть шапочное знакомство, хоть перчаточный вызов — что те дрожжи для теста! Что ж, придется воевать, потому что второй способ унять этих тварей — сражаться с ними их же оружием… — Никто и не обещал, что в Дуэ будет сладко! — поддакнул Упу. — А ты — молчи! Бой! И началась жестокая схватка. Основной удар принял на себя Анп. Он, казалось, стал еще больше, заполоняя собой небо, но противника это не пугало. Противник был безмозгл и делал то, что ему повелели создатели. А поскольку большинство создателей в меру своего таланта тоже, судя по всему, смутно представляли себе, чего они хотят от своих големов, действия зверолюдей отличались изысканной бестолковостью и классической неэффективностью. Анп расправлялся с ними молча, решительно и очень жестоко. Он походил на земледельца, искореняющего саранчу. Упу, вторя ему, успевал и огреть ту или иную тварь хлестким словцом, отчего тварь теряла боеспособность и начинала плакать, удирая с поля боя. Тогда самые сердобольные из зрительниц принимались жалеть беднягу и укорять обидчиков. — Не обращай внимания! — говорил Анп Айнору. — Так бывает всегда, сколько я вижу этот свет. Бейся! — Кто это?! — кричал Айнор, из последних сил отбивая натиск зеленокожих зверолюдей. — Дуэ нарочно высылает их создавать нам помеху. Это Дуэ, смертный, здесь нет и никогда не было ни логики, ни справедливости, как почти во всем, что создает воспаленный человеческий рассудок! Бейся, смертный! Первым делом проводник надавал по ушам остроухим лучникам. Физически они были самыми слабыми из всего зверинца, но оттого не менее вредными, чем остальные. Пока Анп загонял их обратно в пропасть под осуждающие вопли зевак: « Упу подмигнул Айнору и мотнул головой в сторону зрителей. Телохранитель отступил, и часть тварей ринулась к зевакам. Пустыня огласилась дикими воплями и просьбами: « Не отличая защитников от врагов, зверолюди разрывали на части тех, кто пытался отстаивать их права, и со смаком жевали окровавленные куски. — Давай их назад! — распорядился Упу, а Анп сделал вид, будто не заметил случайного прорыва в обороне. — Музыку! — орал пес, прыгая с одного чудища на другое и откусывая им головы. — Музыку, и как можно торжественнее! Проводник тоже сносил одну клыкастую башку за другой и деловито нанизывал на свое копье. Неведомо откуда — может быть, из тех же мест, которые покинули зеваки ради зрелища — полилась героическая музыка, благородно оттеняя лязг металла и рев умирающих зверолюдей. Но и напоследок те не сдавались. Вожак зеленых тварей, без имени и отличий, остался против Айнора один на один. Удача попеременно была на стороне то одного, то другого. Упу и Анп загнали остальных обратно в пропасть, но не успели к телохранителю: тварь с мощными ручищами ниже колен, бешено разя секирой, всадила лезвие ему в грудь и издохла с головой, вмятой между плеч тяжелым кулаком Анпа, и нанизанная на Айноров меч. Боль еще не пришла. Лишь одежда стала мокрой от горячей крови. Айнор почуял, что стоит на коленях в песке и видит себя словно бы со стороны. — У-у-у! А не рано ли тебе, смертный? — усмехнулся Анп, вернувшись в прежний облик и торопясь к Айнору. — Ты потерпи, здесь помирать — себе дороже! — Да, помирать здесь не стоит! — согласился Упу. Проводник охватил Айнора за плечи. Тот уже уходил. — Эх, Шесса! А ведь это были еще даже не дикари Рэанаты! Какие хрупкие эти живые! Упу подтащил к ним завязанный кожаный мешок с жидкостью, которой Анп недавно воскресил Айнора и его коня. — Этим делу не поможешь! Он уже в Зале Истины. — Жаль. Доблестный был воин… — с печалью сказал пес. — За мной! Здесь уже был слышен гул Ам-Маа и шум прибоя огненного океана, отделявшего Распростертую от Обелиска. Громадная пещера, в середине которой аспидной чернотой поблескивало маленькое озерцо, что скопилось в выбоине за многие тысячелетия, пребывала в извечном трауре. Стоны множества голосов невидимых оку обитателей умоляли о помиловании, но не было им ни прощения, ни отдыха. На каменном возвышении, похожем на стол, лежал в рыхлой соляной насыпи обнаженный труп мужчины. Над ним склонялся человек в маске волка и приговаривал: — Лишился ты пут и отныне свободен! Легко взмахнув изогнутым ножом, он вскрыл брюшину мертвеца от паха до мечевидного отростка. — Уйдет то, что должно было умереть! — переминаясь с лапы на лапу, вторил большой поджарый пес. Анп сунул пальцы с длинными и острыми когтями между ребер того, что когда-то было Айнором, и резким движением разъял грудную клетку мертвого. — Я сохраню внутренности твои в священных канопах, — сказал он, выдергивая один за другим органы умершего. — И, когда придет время, ты обретешь их в новой жизни! Упу запечатывал сосуды крышками в виде звериных голов. — Я очищаю твои мысли и память твою, дабы вернулось к тебе осознание безвинности в будущей жизни! Проводник протолкнул в носовые ходы умершего две трубки, с силой прокрутил их уже внутри черепа и, перевернув труп лицом вниз над чашей, оставил так, чтобы мозг вытек из черепа и не послужил причиной гниения. — Времени мало, — сказал Анп. — Нам ведь нужно поспеть с тобой к тому делу… Упу кивнул и облизнулся, поглядывая на бутылку с бальзамирующим составом, возле которой громоздились рулоны аккуратно свернутых бинтов. — Моя любимая часть! — означил он. — Ты не как все нормальные собаки, это я знаю. Нормальные собаки от такой вони бегут без оглядки! — Да, я такой! — гордо ответил пес. — Бальзам — это утеха моей души! — А теперь — главное: сердце, хранилище души! — и когтистая лапа выхватила из раскрытой груди еще теплое сердце, после чего швырнула его на призрачные весы в центре водоема. — Кем был ты, смертный? Кем будешь ты? Рассуди, Ам-Маа Распростертая! Под сводами пещеры тоскливо крикнул сокол, и на противоположную чашу весов, покачиваясь в воздухе, легло перо. Упу привстал и напрягся. Ждал и Анп. Медленно, но верно чаша с пером опустилась в воду. Челюсти голодного чудовища громко щелкнули впустую, поверхность замутилась и вновь стала зеркальной. — Он чист! « — Я сохраню твою душу в теле того, кто любил тебя и был тебе предан! — кричал Анп, и когти исчезли, и остались обычные человеческие руки, и в них, живое и светящееся, билось сердце доблестного воина. Упу ввел в Зал Истины белоснежного коня. Анп одним движением разверз грудь Эфэ, а затем вложил туда сердце Айнора. Тело погибшего словно высохло. Анп смахнул наземь соль, впитавшую всю влагу мертвой плоти, зашил разрез, обмотал труп бинтами, пропитанными бальзамом, подтянул ими безвольную челюсть, прорезал дыры перед ртом и перед глазами, надел на него доспехи, а в руки вложил копье и секиру. — Теперь встань и выполни свое предназначение, безымянный паладин! Встань и да не остановит тебя никакая преграда! Встань и послужи тем, кто отправил тебя в путь! Мертвец зашевелился и глухо заурчал сквозь бинты. — Тебе не привыкать носить маску! — ответил ему Анп. — Вставай, паладин, время не ждет! Тот, кто когда-то был Айнором, неуклюже сполз с окровавленного стола и распрямился перед созданием со звериной мордой. — Пройди по огню, и да будет к тебе милостива Ам-Маа Распростертая, судия без личности, а оттого справедливая и всесущая! И Анп, толкнув мумию в озеро, прыгнул вслед за нею… …Перед ними шумела пропасть, полная живого огня, и от ног мертвого Айнора к спиральному столбу на другом берегу протянулся солнечный луч. Пылинки плясали в нем, как в любом бесплотном солнечном луче, но стоило мертвецу ступить на него, он стал незыблемым мостом. — Уходи с солнцем, а возвращайся по радуге, бессмертный! — напутствовал Анп, щуря с непривычки желтые волчьи глаза и отступая в пещеру. Айнора обуревало одно лишь чувство, и этим чувством была ярость. Оно вело его через миры в спиралях Ам-Маа, не давая задержаться или сбиться с пути. Оно было напоминанием о том, что нужно сделать в стране кровожадных дикарей Рэанаты. Ни мгновения не помнил Айнор из того, что с ним было до слов волкоглавого бога «встань и выполни свое предназначение». Только эти слова и беспредельная ярость пленяли его в этом мире, не давая успокоиться или свернуть с пути. Держа в одной руке копье, унизанное черепами зверолюдей, а в другой — секиру, недавно убившую его самого, Айнор вышиб ворота Обелиска и оказался на полусломанном подъемном мосту. Окровавленный красный плащ взметнуло порывом ветра, и бывший телохранитель, подняв забинтованное лицо к полыхающим небесам, истошно зарычал. Джунгли встрепенулись стаями напуганных птиц. Лязгнув копьем о секиру, мертвец побежал в заросли. Он уже узрел перед собой заброшенный бастион павшего хогмора, хотя до него нужно было миновать еще очень, очень много лесов, гор, озер и рек. Звери в ужасе разбегались при виде творения жуткого чародейства. Пронзительный запах бальзама отбивал нюх и взрывался в голове неукоснительным приказом: «Беги!» Айнор мчал, не зная устали, голода, боли или жажды. Когда надо было плыть, он плыл, когда надо было идти через чащу, он шел напролом, а если на пути вставали скалы, без малейших сомнений карабкался по уступам. Тепло здесь было круглый год. Тут росли диковинные деревья, а в лесах и на равнинах обитали странные животные. На Рэанате все было не так, как в Кирраноте, но Айнор не замечал ничего. Только чертоги Павшего манили его, суля избавления от неупокоенности. И ради этого мертвец не остановился бы ни перед чем, ни днем, ни ночью. Сколько раз солнце всходило и опускалось за горизонт во время его пути? Считать было некому, а для Айнора не составляло различий, темно вокруг или светло. И вот несколько зорких глаз углядело его на протоптанной ногами лесной тропе. Он приближался к главному городу безумных дикарей, не знающих ни правил, ни законов, ни долга, ни совести. Весть о страшном чужаке разлетелась повсюду условными знаками дозорных. С громкими воплями собиралось племя, чтобы дать отпор врагу, но притом избивая друг друга без жалости и хохоча над упавшими ранеными. Из руин, когда-то служивших приютом для пятого хогмора, а ныне вдоль и поперек пронизанного гибкими лианами, выскочил вождь со своими стражами. Шпионы вражеского племени, увидев его, бросились к своим. И это было последнее, что успели они сделать в своей жизни: путь Айнора прошел точно через их засаду. Ему было все равно, на чьей стороне злобные твари. Десятки копий впилось в его холодное, одеревеневшее тело, и некоторые прошили его насквозь. Айнор лишь повернулся, расшвыривая врагов и накалывая на проскочившие между его ребер наконечники самых нерасторопных. После этого они болтались на нем мертвым грузом, однако даже это не было способно обуздать его гнев или помешать в бою. Секира рубила дикарей без устали. Самые догадливые поняли, что в бою с этим ужасом победит ужас, развернулись и помчали наутек. Остальные полегли у него на дороге. Когда вблизи не осталось ни одного живого, Айнор ударами секиры перерубил копья и, обнажая почерневшие ребра, выдрал из себя сломанные древки. Он не оглядывался на убитых. Его путь лежал в разоренный город. Бастион Павшего сохранился лишь частично — башня и центральная галерея уцелели благодаря поселившимся там и хоть немного следившим за ростом лиан дикарям. Все остальное напоминало обломки кораблекрушения. Вождь и его приближенные укрылись в башне. Увидев Айнора, они стали закидывать его камнями и обстреливать из луков. Тем временем солнце закатилось за горы. Мертвец вскинул голову и одним прыжком, преодолев земное тяготение, взлетел на ближайшие развалины. Стрелы торчали из него, точно иглы из диковинного зверя джунглей. Сквозь мрачные стены древнего сооружения взирал он на бьющиеся огненные комки, которые передвигались в башне и по галерее. Был там и Алтарь с амулетом убитого хогмора. Яростный вопль сорвался с окоченевшего языка, и вопль этот обратил в бегство половину сторонников вождя. Не помня себя, те выскакивали через дырки в стенах и уносились в темные заросли. Айнор не преследовал их. Обломав на себе стрелы, он кровожадно лязгнул копьем Анпа о камни и воздел над головой секиру. А потом он, пригнувшись, помчался к отверстиям в стенах, на бегу сшибая со своего пути охрану вождя, выскочившую навстречу ему в глупом порыве удержать потустороннего гонца. Мертвец видел, как после его сокрушительных ударов меркнут и гаснут уже не пульсирующие комки в груди врагов. Небеса несогласно грохотали предупредительными раскатами. Один из самых ловких дикарей перед смертью успел извернуться и отрубить нежити левую руку вместе с копьем. Айнор лишь презрительно стряхнул с себя отсеченную конечность, а потом опустил секиру точно на темя противника, разделив его череп на две половины, точно спелый арбуз, и нисколько не удивился тому, что вместо мозга оттуда вытекло лишь немного черной кашицы. Защитники бастиона отступали все дальше, к Алтарю, проклиная вторгшееся чудовище последними словами, смысл которых был ему столь же чужд, как и все человеческое. — Наши боги велики! — верещали они. — Или ты с нами, или они покарают тебя! Не гневи их! Они дадут тебе все, если ты им поклонишься и отречешься от своих хозяев! Они дадут тебе покой! Верь им! Верь! Айнор не понимал. Он только рычал, но когда против него в Зале Ритуалов остался один вождь, прохрипел низким басом на языке Дуэ: — Ты пойдешь на корм червям! Даже в страшных сновидениях не слыхал дикарь такого голоса. По темной коже его прошел мороз. А мертвец все наступал, чуя ужас трепещущего сердца. И тут небеса разорвало громом. Молнией ударило в вождя, приподняло над полом. Айнор увидел, как погас комок в дикарской груди и как тот с белыми, сожженными молнией зрачками, дрогнул в воздухе, раскидывая руки. И по длинному черному хвосту, к которому был прицеплен вождь, с тучи спустилась неописуемая мерзость, похожая на полусгнившую жабу с близко посаженными горящими глазками и пастью, утыканной тремя рядами игольчатых зубов. Превосходя размерами любого человека, мерзость изломала труп своего возницы и обеими лапами сунула себе в пасть, прожевала и проглотила. Бородавчатое брюхо ее тут же отвисло до земли. Амулет на Алтаре расцвел ослепительным сиянием. Волоча по земле брюхо, набитое останками слуги, и меча хвостом, жаба кинулась на Айнора всей своей тушей. Ее удар отбросил мумию со ступеней Алтаря обратно в галерею. Мерзость откинула нижнюю челюсть, завибрировала распухшим гнилым и черным языком и проорала голосом вождя откуда-то из нутра: — Передай первородной, что череп останется здесь! От второго удара мумия покатилась по полу и ткнулась лбом в собственную отрубленную руку, сжавшую копье Анпа. Тем временем жаба тряхнула хвостом, и он разделился на сотни тонких кишок, которые устремились вдогонку за сбежавшими дикарями. Айнор ухватился за оружие и ногой очистил древко копья от нанизанных на него черепов. За стенами уже слышались крики дикарей, которых насильно вернула мерзость. Легко подбросив копье в уцелевшей руке, мумия рявкнула и метнула его в основание жабьего хвоста. Войдя в гнилое мясо, острый наконечник отрубил черные «кишки» от позвоночника твари. Жабу подняло в воздух, она вздулась и с громким хлопком лопнула, и останки вождя разлетелись по всему Залу Ритуалов, дымясь и еще подрагивая после удара молнии. Мумия оскалилась, проводив дикарей, снова помчавших наутек, злорадным взглядом. Айнор нацепил свою руку обратно, примотав ее бинтами, поднял голову поверженной жабы и взошел к Алтарю. На джунгли наплывали серебряные волны океана вечности, пришедшего за посланцем хогморов. Мертвец взглянул на амулет. Это был хрустальный череп, во лбу которого, чуть выше переносицы, зияла круглая выемка, а внутри, невероятно уменьшенный, вращался ворот Ам-Маа. Серебристая волна накрыла Бастион Павшего и все, что находилось в нем… Айнор вынырнул в центре черного озера Зала Истины и поднял перед собой руки — одна с хрустальным черепом, другая с головой лопнувшей мерзости. Упу победно гавкнул. Анп ухватил мумию за руку, держащую череп, и вытянул ее на берег, после чего спросил: — Ты воспользовался моим копьем, воин? Мертвец кивнул. Молниеносно развернувшись вокруг своей оси, Анп снес ему голову мечом телохранителя месинары и подхватил амулет убитого хогмора. Труп упал к его ногам, став обычным трупом. — Теперь поспешим! — сказал Анп своему псу. — Мы должны успеть, пока они с конем ищут друг друга. Упу с готовностью подскочил с места… …В священной роще к ним слетела Шесса в своем истинном обличии. Анп подал ей череп, заколку и ожерелье. — Что мне сделать ради моего посланника, Анп? — спросила правительница Ралувина. — Я прочел в его сердце единственное предсмертное желание: помочь умершей девочке по имени Кьир-Ши и ее родителям. Я пока не знаю этих смертных — на их счастье, — но думаю, что это в твоих силах и моего вмешательства более не требуется. — Что ж, принимая во внимание то, что девочка умерла по нашей с Кей-Мануром косвенной вине, я рискну даже превысить полномочия. Через шестьдесят четыре дня у ее родителей появится на свет еще одна дочка. Она будет удивительно похожа на Кьир-Ши, только назовут они ее иначе. Не стоит оглядываться на печальное прошлое, тем более что с того дня блуждания несчастной души по священной роще будут прекращены — она вернется обратно на землю, чтобы пройти путь заново и уже до конца. Я позабочусь об этом. — Да здравствует мир под солнцем! — воскликнул Упу, вильнув хвостом, что делал крайне редко, равно как и восславлял мир смертных. — О, Зет! Еще не хватало, чтобы ты при мне… Впрочем, не обращай на него внимания, Шесса. Он едва не угодил нынче в котлован и с тех пор немного не в себе. Не теряйте больше амулетов! Не то Ам-Маа не простит мне нарушений распорядка Дуэ! — Как скажешь! — звонко рассмеялась та. — Благодарю вас всех! — она захлопала крыльями. — Я счастлива, что среди людей еще есть такие, как Айнор и его друзья! Она улетела, а Анп мрачно ответил в пустоту, услышанный лишь преданным Упу: — Я тоже… Все-таки за счастье, что никто из них не догадывается о собственном происхождении! — О, это точно! Знаешь, я недавно до слез смеялся над одним ученым трактатом и… — Идем! — Слушаюсь, мой господин! — огрызнулся пес и отступил во тьму вслед за хозяином. Яркое полуденное солнце ослепило Айнора. Он отвел руку от лица — отчего-то обнаженного — и, сощурившись, увидел Эфэ. Конь смирно стоял рядышком и по своей дурной привычке пытался жевать край его плаща. Ничего не шло на память, как ни напрягал телохранитель побаливавшую голову. Только то, как, простившись с Игаларом у входа в Обелиск, он приложил к скважине заколку Ананты и нестерпимо захотел спать. Но куда подевалась маска и почему вдалеке он видит вовсе не залив на цалларийской земле, а замок месинары и Черное озеро Целении? И отчего сон о какой-то девочке (а может, и мальчике?) вызывает у него смутное беспокойство? Айнор оглянулся на горы Ралувина и тут же… успокоился. От сердца отлегло, как бывает, если честно и на совесть выполнил свой долг. Он обнял Эфэ за морду и потерся щекой о нежную шерсть коня. Это было так незнакомо и приятно, что впервые в жизни телохранитель подумал про неудобство ношения масок. Весеннее солнце припекало все настойчивее. И пока Айнор с Эфэ возвращались домой, в мире стали происходить загадочные события. Только что с усердием разбавлявшая молоко водой, торговка вдруг замерла над старым корытом: — Что ж это я делаю-то? Только что друг, избивавший друга за денежный долг, внезапно застыл, замахнувшись, но так и не опустив кулак на голову должника. — Что это я?! — ужаснулся он содеянному. — Он же друг мой с самого детства! И злые сплетники и сплетницы, и мошенники, и озлобленные нищие, и скаредные богачи, и ханжи — все в какой-то ослепительный миг увидели перед собой прозрачный череп, внутри которого вращалась вся их жизнь, и руки их опускались, языки немели, а грязные и нелепые помыслы выметались вон из головы. Было это, конечно же, недолго — жизнь всегда стремится уйти на круги своя — и все же что-то незаметно, неощутимо, но сдвинулось в лучшую сторону в этом сложном и не для всех приветливом мире. А когда Айнор въезжал в Каанос, прикрыв лицо до самых глаз белым платком и пониже надвинув волчий шлем, навстречу ему, спрыгнув с повозки комедиантов, выбежала женщина в длинном платье, стройная и грациозная. Она легко мчалась через луг и кричала: — Я точно знала, что вы вернетесь живым, красивый господин! |
||||||||||||||
|