"Олег Малахов. Inanity" - читать интересную книгу автора

сопереживании и самоотречении во время блуждания по мастерской, среди
занавесей и ширм, впитывания сюжетов Художника, изображавшего растерзанных
нацистами малолетних иноверцев, кровавую охоту арабов на золотоносных
антилоп, зародились ли в мозгу Мариса, ныряющего в палитры и оттенки,
ступающего по разноцветному паркету, мысли о слабости человека и силе
природы? No tears in his eyes. The Painter would definitely try to teach him
how to cry with passion letting drops directly falling into somebody's palms
smelling oceans and colourful tropics.
Художник начал продолжать написанное в блокноте диктуемыми Ингой
предложениями:
- Марис когда-то был другом продюсера. Его все называли Марсель. Он
был прост и застенчив, как ребенок. Продюсер всем с ним делился, грустью
своей и радостью. Тысячи лет, миллионы, задолго до возникновения жизни. Но
жизнь возникла, и им пришлось столкнуться с ней. Жизнь была не вкусной и
разочаровывающей. Глупыми порой выглядели люди, общавшиеся с продюсером и
Марселем. Но друзья не отчаивались, пытались разнообразить событиями свои
дни и ночи. Иначе все превращалось в пепел, каждая их фраза, каждая попытка
казаться оригинальными и неподражаемыми, восторженные взгляды при виде
экстраординарного наряда красивого человека. Все за ненадобностью
становилось пеплом или пылью истлевших костей вымерших динозавров. Зарываясь
в серпантин и шелуху карнавала из рваных масок, костюмов, папье-маше, друг
продюсера иногда терял сознание на красочных вечеринках, устраиваемых
продюсером. Он просыпался в лесу, или на берегу озера, или в объятиях
безымянной красивой девушки, и ему всегда открывались небеса, когда он
размыкал глаза и вынимал их из глазниц, послушно и старательно. Из неба
вытекали потоки благовоний и изнеженности, окутывали тело Марселя. Потом
возникали нимбы без голов, как некое феерическое выступление, шоу богов.
Марсель улыбался, а глаза поднимались ввысь и купались в эфире небесной
любвеобильности. И когда они возвращались в лоно лица Марселя, тот мог
начинать беспокоиться о том, как же он здесь оказался, или, кто этот человек
рядом с ним, но поиск истины и имени заводил его в тупики, многочисленные и
непроходимые, его возгласы и вопрошания таяли в пространстве, и ему Марсель
не мог найти имени и плакал глазами своими, и они теряли наполненность свою,
и им не терпелось вновь отделиться от тела Марселя и видеть все заново. Все,
что произошло. Все, что было бы таким же, но неописуемо отличным от всего
того, что было или будет когда-либо. Смешаться с буйством разнообразия всех
систем и хаосов, и пропитаться необъяснимостью всего происходящего в и вне.
Они осознавали, насколько полезным было бы Марселю ощутить связь с ними,
покидаемыми его лицо глазами. Но Марсель посчитал, что добывать золото в
Калифорнии гораздо интереснее, и покинул продюсера, уехав на рассвете того
дня, когда все жены и партнерши богатых мужчин превратились в уродин: тела
их исказились, лица сморщились и покрылись бородавками, а у кого-то сыпью и
угрями разной величины, и гнойники облепили кожу. Некогда худенькие и
миниатюрные манекенщицы растолстели и могли теперь застрять в любом дверном
проеме; превращающиеся в уродок женщины источали резкую вонь помоек и
разлагающихся трупов. еакция была незамедлительной. Клиники заполнялись
гадко выглядящими особями женского пола, изуродованными иждивенками, и
многие некогда сильные и уверенные в себе мужчины роняли слезы, некоторые
безоговорочно отказывались от какого-либо общениями со своими недавними
пассиями. Марсель ехал в Калифорнию и еще ни о чем не знал, его корабль был