"Олег Малахов. Inanity" - читать интересную книгу автора

рассматривающую журналы со сплетнями и красочными фотографиями
знаменитостей. И я затаскивал ее в ванну, когда заканчивался чай, я пил его
быстро и безостановочно, и мы придумывали строки по очереди. Смеялись над
своими произведениями, плескались водой, иногда обнимались, но появлялась
Кэли, и мне не хотелось этого. Я переживал, думая, что всегда будут такие
несовместимости. А сегодня я просто шел к ней домой. Людям нужны люди. Какой
абсурд. Все - лишь тебе. Знать бы твое имя. Или оставить твой псевдоним
нетронутым и, едва прикоснувшись губами к глазам, унести наконец-то на губах
один из твоих самых запоминающихся взглядов. У нас все сходится. У нас будет
одинаковое количество детей, и пол совпадает, но почему мы не можем
расстаться со своими одиночествами, или мы не любим ситуацию, но любим себя,
а кроме нас некому больше решить, что остается вместо нас на планете, если
мы не вместе. Ты меня трогаешь, то есть то, что ты делаешь со мной, трогает
меня. Ты пользуешься тем, что я трогателен, а ты трогающая, и трогаемая, но
не мной, а тронуть твое сердце я могу лишь безвольно отдаваясь твоей
чарующей рифме, давно не используемой в поэзии, но воскрешенной тобой
искусно и неподражаемо. Влюблюсь лишь в экстравагантных женщин в закрытых
клубах, подыму себя на второй этаж, открою дверь, а она неожиданно приедет
на лифте, следившая за мной, влюблюсь, и, влюбляясь, назову ее Климентиной,
она обидится, но по-доброму, поправит меня, оказавшись Эмелианой, и я пущу
ее в свое жилище, на ходу раздевая, целуя уши, подставляя шею ее губам,
ощущая их жар и готовое к стонам дыхание. Перестав дышать, распутываю ее
легкие брюки, приклеиваюсь к ее телу, расклеиваюсь и перемешиваюсь с ней.
анее ее было сложно не заметить, но я возвращался с закрытыми глазами,
наслаждаясь лишь запахом, который меня преследовал, и она преследовала меня,
как Кэли в один из вечеров, поссорившись с Джорджем, как Сюзан однажды
случайно следовала за мной, думая, что я ее будущий сокурсник в
университете, и испуская в итоге восторженные крики на ночном берегу речки
возле студенческого общежития в моих объятиях. Многим я обязан Климентине,
но я не знал, что Пьер имел какое-то отношение к ее отцовству, я думал, что
он увидел ее в школе, проводя там семинары, будучи уже зрелым ординатором,
готовящимся приступить к практике в клинике и работать вместе с Пабло или
вместо Пабло. Я думал, что именно тогда на какой-то из головокружительных
лекций он полюбил ее, но Климентина не могла не знать своих родителей, или
ее бабушка всегда говорила ей, что придет однажды время, ей исполнится
шестнадцать лет и она узнает, кто оказался виновником ее появления на свет,
может именно поэтому она и дожила до шестнадцати и не искромсала свои вены в
желании хоть раз в жизни сделать что-либо значительное, пусть для самой
себя, и она не захотела противоречить своей старенькой бабушке, а лишь
почувствовала жалость к ней, и к ее участи. Но явных доказательств у моих
предположений не было, и познакомился я с Пьером и Климентиной лишь потому,
что сам однажды влюбился в нее, девочку, списывающую контрольную у своего
соседа, наблюдая за ней и ее движениями, присутствуя на уроке биологии в
качестве ассистента преподавателя, тогда для меня было сделано исключение, и
решили использовать меня как пример для описания всевозможных недугов. Я мог
ярко изображать эпилептиков и клептоманов. Она на несколько секунд задержала
взгляд на моих губах, я точно угадывал, куда смотрели глаза людей, и еще я
заметил, что всматриваясь в мои губы, она вспомнила о том, что ее грудь
медленно растет, но влюбленные в нее мальчики жаждали прикоснуться к ней.
Она к тому же вспомнила в тот самый момент, что ее бабушка однажды