"Олег Малахов. Liberty" - читать интересную книгу автора

Барбара Такманн пленила Альваро Альто своей манерой изъясняться. Он
хотел жить вместе с ней, читать ее внутривенные истории.
Анастасия оказалась в одном из зданий, когда ей вспомнились глаза детей
ее любимого восьмого класса, которым посвящала она душу свою, и глаза ван
Гога были фоном ее видений, а ее память, похоже, могла утратить свои
свойства воспроизведения в момент взрыва где-то над головами прохожих. А
другие глаза ван Гога, иные, безумно живые, современности глаза, питающие и
впитывающие, горели на конусах часовен, стелились кромкой асфальта и
блестели металлическими улицами сейфов, автомобилей, ресиверов спутниковых
тарелок, гладили кожу тел, запрещенные конвенцией глаза...
Под звон гитары. Внутри Лорки. В звуковых волнах там-тамов. На кожаных
красных диванах, в мелодраме с участием Анжелы, в запахе Курта после
конькобежной пробежки, в этом сумрачном спокойствии финансового рынка. В
колеснице Фаэтона, вместо Фаэтона. Проводится настройка каналов. Надо бы
выбраться на крышу, с нее могут забрать вертолетом. Карл долго стоял на
крыше. Может быть, сейчас, прямо в небо, в небо. Уйти, шаг в бездну, в
легенду, в бессмыслицу, туда, где ждет свободное падение вниз, общепринятая
схема. И все-таки, раньше многим казалось, что Франкфурт является
европейским Нью-Йорком. Были другие сопоставления, там были все посольства
мира. Там было все, от и до, безупречное качество и дизайн. Черт побери,
насколько велико желание обнять ее, девушку, девушку с сумочкой из джинсовой
ткани, с книгой, хранящей имена, мои и моих любимцев, и Карла, и Альваро, и
Анастасии (чуть не забыл, как ее зовут), и прочих участников городских
беспорядков. Знаю ли я их так же хорошо, как вы? Ад, да, сегодня борщ хорош.
Пора спать. Голландцы все равно хорошо играют в обороне.


Очнись.

Ноги пианиста съедались волнами, он приземлился на неповрежденную землю
и растаял в солнце. В душе. Океана соль... Долгие скитания скрывают синеву
его чистых глаз. Касание константы сконцентрировано в дыхании его стальных
нервов, рвущихся от малейшего замешательства при столкновении с прессом
бездушия всего того, чего не может быть. А что если никто... Быть такого не
может... Всем интересно, но, восхищаясь луной бессмысленной, пианист
становился мной.

Я бы не стал педофилом, если бы не эта конвульсия в кульминационный
момент моего желания найти партнера по ласкам, явившаяся реакцией на
телесное разнообразие, но непомерную мертвенность разума. Отсюда взгляд на
нетронутые развивающиеся тела и мозг, наполняемый и импульсивный. Когда весь
окружающий их мир еще не вторгнулся своим железом и мощью безответственной
глупости в их хрупкие сознания. Теряюсь, мне сложно касаться животрепещущих
тем.
Наигравшись в жизнь, жители Голливуда решили не умирать. У их
соотечественников был шок, когда они узнали о таком решении жителей
Голливуда. Действительно, зачем умирать, если, наигравшись в жизнь, ничего
не остается, как умереть, а можно не умирать. Не у-МИР-аТь. И всем, кого
увидели со слезами на глазах радостные голливудцы, судьба открыла двери в
предельно простое любовное приключение, а хиты на радио были по-особому