"Наталья Макеева. В стрекозу!" - читать интересную книгу автора

Вот-вот, во многих. уже достало. Сидишь в этом, с позволения сказать,
узле, а оно - кап...
кап-кап... ка-ап! Беспредел, просто беспредел! Господи, ну хоть раз ты
можешь нажать перемотку для такого урода?!
Плюсоедов и сам мечтал превратиться в стрекозу. В детстве. Видел он
себя здоровенным "пиратом", казавшемся тогда тварью суровой и грозной.
Сейчас уже и не вспомнить - кусалось оно или только летало. Стрекозы
носились над самой болотной гладью и видели, как плодятся рыбы. во сне
мелкий Hикита поддевал кромку воды отростком своего нового тела - тонкой
лапкой, приподнимал и заглядывал в болотное нутро, где, подобно дворовым
собакам, водили свадьбы ротаны. Тема финальной трансформации его тогда не
волновала...
Мокрый, слегка протрезвевший, с зарождающимся насморком, Плюсоедов
снова забрался в кровать. Мысль о прорве несданных статей только
усугубляла состояние.
Вольный журналист был готов убить всех этих редакторов и их
секретаршами и корректорами как наглых эксплуататоров свободной творческой
личности. "Алё, Лена? Спаси-помоги, не дай с голоду погибнуть. Hет,
кормить меня не надо. Ты только правильно пойми... Мне материал сдавать.
Hет, я сам напишу. Ты женщина как-никак, а... Да, не повезло. Интервью...
С проституткой... Малолет... Лена, алё! Алё..."
Теперь Hикита жаждал переубивать до кучи ещё и всех порядочных женщин.
Ему снова хотелось стать большой красивой стрекозой и наблюдать за рыбьими
страстями.


II

Кафель пооблетал безо всякой осени, штукатурка свисала с потолка
пыльной мишурой, журналы десятилетней давности, сваленные в углу, покорно
кормили мышей. Всё что по воле энтропии возжелало облупиться, сделало это,
прочая утварь, обросшая с годами ментальностью, не торопясь, прислуживала
своему бледному, лохматому цапленогому хозяину.

Сайкин Григорий был беден.
В принципе деньгами он мог бы обзавестись - немножко, ровно "да вроде
всё в порядке", но, если отбросить тень с плетня, не хотел. Какой-то
тоскливый рычажок, запускавший речевой механизм, просто не мог отказать
себе в жалобах на жизнь и на подлость и блудливость Фортуны. По сему Гриша
работал редактором в одном журнале-призраке, жившем на "автопилоте" и
питавшем своё существование воспоминаниями о былой славе. В тягость
работа, конечно, не была. Он даже болел за дело, придирчиво отбирая тексты
на публикацию. Авторы делились у него на три категории - студенты,
пенсионеры и нормальные. Последних волновал только блеск голодных глазищ в
зеркале и писали они о разного рода зазеркальных откровениях.
Подобно некому мелкопоместному божку, журнал не умирал лишь из-за
рефлекторной веры в него читающих и пишущих. Тираж растворялся в подписном
омуте почти полностью, из помещения не выгоняли по воле случая... А скорее
всего о редакции просто забыли, сочтя миражом коридоры, как следует
пропахшие и многолетним ремонтом.