"Владимир Маканин. Утрата" - читать интересную книгу автора

и жарче, потому что ближе детство.
Возникла и тема, достойная воображения пьющих нарзан. Предки наши были
из разных и из различных мест, и вот мы сравнивали, сверяли, с некоторой
даже живостью выявляя присутствующую в каждом говоруне способность гадать: в
чем польза объединения людей и в чем минусы?
Ворчливый официант уже и не ворчал, уже и головы не поворачивал в нашу
сторону, в то время как мы, расслабившиеся, не отрывали глаз от подымающихся
вялых пузырьков нарзана. Мы заказали еще две бутылки с этими пузырьками:
пить так пить.
Тогда друг детства и произнес слово, прозвучавшее для меня как бы
впервые:
- Утрата...
- Что? - Мне показалось, что я недослышал.

3

И характерно, как ответил Пекалов, обманывая слепцов. "Какое же это
богово дело, ежели смысла в нем нет?" - здраво вопрошали слепцы, которым
Пекалов велел рыть и не сказал ничего, ни даже про реку над головой. Пекалов
ответил им сразу. Пекалов ответил, вроде бы успокаивая слепцов и хитря, а в
сущности, работая на легенду и на ее сочинителей: а разве, мол, в боговом
деле есть смысл?.. Смысл всегда и именно в человечьем деле, бог же для того
нам и внушает, что вроде бы смысла нет, а делать хочется и делать надо. В
пределах образцовой наивности легенда тем сильнее напоминала: если в деле
уже есть логика и ясность - зачем тогда внушать свыше?
Когда Пекалов привел всю троицу в свой подкоп ("Сюда, убогие, сюда!"),
они в темноте спотыкались о лопаты и бились головой, плечами о низкий свод,
но темноты вокруг по слепости не осознавали: лишь слышали потрескиванье
свечей. И вскоре они пообвыклись: сначала отгребали, а потом уже и долбили
землю, подменяя Пекалова и Кутыря. Особенно покладистым и милым, как
уточнила легенда, оказался третий слепец, самый молодой. Тихий, он и работая
распевал молитвенные песни. "Господи, поми-и-илуй мя-а-а", - вполголоса
тянул он.
А когда Кутырь, выпив и смачивая оставшейся в стакане водкой пораненную
трясущуюся руку, спросил: "Что, убогие, примете помаленьку?" - слепцы
отказались. Ели в меру, водка их не манила. Тут и выяснилось, что как
рабочие они необыкновенно выгодны: дешевы. Возникла наконец истинно сменная
работа, так как слепые, оставшиеся без поводыря, не отходили ни на шаг:
возле зева подкопа в кустах они соорудили прочный шалаш, там же спали и
Кутырь с Пекаловым; разброда, скликанья на работу не было и в помине, и как
было не сказать, что слепцов в гибельную минуту послали небеса.
Однако выяснилась и забота: слепцы сбивались с направления. От
незнания, что над ними река и опасность, слепые копали, забирая невольно все
выше и выше, а на все уговоры держаться принятого пути отвечали, что они и
сами знают, как копать, ибо теперь их ведет богородица. Почему именно
богородица ведет их, ни Пекалов, ни Кутырь не понимали. Пекалов уговаривал,
просил, ублажал, но слепые работали уже как бы сами по себе и нет-нет, в
работе ожесточаясь, вдруг забирали, скажем, влево или круто вверх. Крепежные
же столбы давным-давно не ставились. Как-то Пекалов и Кутырь, только что
заступившие после отдыха, заняли свои места и тут же обмерли от страха: