"Норман Мейлер. Вечера в древности (fb2)" - читать интересную книгу автора (Мейлер Норман)

ШЕСТЬ

— Страсть Осириса, — заметил Мененхетет, — покорять хаос. Вот почему в Херет-Нечер Он быстро уничтожает посредственность. Важно, чтобы в Стране Мертвых выживали Ка лишь самых лучших. Иначе тот человеческий род, который Небеса вбирают в себя, будет недостаточно богат храбростью, удовольствиями, красотой и мудростью. Безжалостный отбор оборачивается таким образом услугой доброго хозяйствования. Соответственно, Осирис никогда не проявляет милосердия в отношении тех, кто может предложить слишком мало. Однако Он всегда терпим, когда речь идет о достижении согласия между Богами. Поскольку Они бессмертны, затянувшийся спор может вспыхнуть, превратившись в великий хаос. Оттого Осирис поддерживает мир между Ними. Вероятно, поэтому Он так много простил, когда Хор и Сет предстали перед Его судом. — Теперь Мененхетет наклонил голову, будто желал, чтобы я снова поверил, что могу слушать его рассказ, не слыша его голоса.

«Вы Оба, — сказал Осирис Своему брату и Своему Сыну, — мужественно сражались и немало пострадали. Хор потерял зрение, позволявшее Ему смотреть на Свою жизнь, а Сет — глаз Своих чре-сел. Милостью настоящего суда, стремящегося к согласию среди Богов, Сету возвращены Его чресла, а Хору — глаза. Идите теперь Оба и празднуйте вместе. Те, кто бился насмерть, должны узнать своего противника как друга. Разделите доблесть Вашей битвы. Откройте силу мира. Идите с миром».

Боги ликовали. Хор взглянул на Сета глазом, способным видеть все богатство красок, и увидел страсть, которую можно обнаружить в красном цвете лица. Он подумал, что Его дядя великолепен. Он мог бы воспользоваться и Своим вторым глазом, но из страха, что тот откроет Ему столь неприглядные стороны Его дяди, что Он пожелает воспротивиться приказу Своего Отца, Хор удовольствовался уравновешенным зрением обоих глаз, а они увидели много страдания. Тогда Своим самым мягким и учтивым голосом Он пригласил Сета в Свой лагерь.

«Нет, племянник, — сказал Сет, — там Мы будем окружены людьми и никак не сможем поговорить наедине. Пойдем в Мой лагерь, Меня все оставили, и Ты избавишь Меня от общества молчания».

Под впечатлением этих грустных слов Хор ушел вместе с Сетом, и всю дорогу в лагерь Его дяди Они шли бок о бок, и Сет заколол одного из пойманных Им кабанов, и Они зажарили его мясо и ели до вечера, запивая вином, изготовленным из винограда, выросшего на крови растерзанных львами грабителей. Сидя у костра, Они неустанно превозносили друг друга, говоря о великом боевом искусстве, проявленном другим в сражении. Наконец Сет произнес речь в честь духа вина. «Некоторые, — сказал Он, — выгоняют сок в специальных давильнях, однако по Моему желанию Мои рабы всегда давят ягоды своими босыми ногами. Ибо никто не мечтает путешествовать так страстно, как раб, и это желание придает виноградным ягодам дух полета. — Он поднял Свой кубок. — Мое вино подготовит Тебя к тому, чего Ты еще никогда не делал», — и Хор рукоплескал Ему, и в последний раз подняв Свои кубки, Они осушили их и заснули у костра.

От этого забытья Сет проснулся с воспоминанием о блеске Своей мужской силы в первый день сражения, и Он погладил мошонку племянника и пощекотал Его крестец, но затем поклялся, что не станет продолжать. Ложная клятва. На этом пути не останавливаются. Сет вспомнил, как Его член был готов проникнуть в недра племянника, и сладчайший букет вони накачал Его мехи, Он исполнился ненасытной страсти.

Хор старался не просыпаться. Капли молока газели, которые Он проглотил, привели Его в состояние счастливейшей кротости и просветленности — как раз то состояние, в котором можно разрешить немного приласкать Себя. Он, конечно, готовился узнать, насколько глубоко мог войти в Него другой. Как прекрасно это могло бы уравновесить огни Его победы.

Сет тем временем дрожал от такой близости к плоти Сына Осириса. Он пронзительно вопил, словно кабан. Он обезумел от запаха, исходившего от щек юноши; поток проклятий, которые Он призывал на молоко Исиды и промежность Осириса, рвался из Его рта такими кошачьими криками мертвых грабителей, что Хор увидел перед Собой грустные глаза Исиды в голове Хатхор, освободил Свою прямую кишку и поймал семя в ладонь, когда Сет, в ослеплении восторга, вскрикнув, рухнул в сон и глубочайший храп.

Хор, одурманенный вином грабителей, выпитым после молока газели, немедленно забыл о том, что произошло. Слишком щедро омыла Исида Его глаза. Это молоко придало Ему все черты покорного дурака. Он бесцельно побрел из лагеря Сета, вытянув перед собой влажную руку, будто там были собраны жемчужины, а на Его лице играл лунный свет. Он не прошел и ста шагов, как встретил Свою Мать.

Исида прождала всю ночь на окраине лагеря Сета. Она знала слабость Своего мужа, когда дело доходило до понимания Его брата. Погружая лунный свет в Свои безмолвные молитвы, Она посылала слова власти в топи, чтобы они, как туман, окутывали Сета.

— Однако как мало, — сказал Мененхетет, — может сделать магия, если сердце мага отягощает страх! Это первое поразительное свойство чар, и, что самое худшее, силы не хватает именно тогда, когда мы находимся в самом отчаянном положении. В эту ночь Исида действовала с коровьей головой, еще не вполне Ей знакомой. Как же могла Она измерить силу, заложенную в проклятье, если, вместо того чтобы расширить нежную ноздрю, Ей приходилось теперь раздувать нос, огромный, как сама коровья морда? С такими незнакомыми орудиями вопрос был в том, смогла ли Она хоть на что-нибудь повлиять в ту ночь, по крайней мере до того момента, как Ей кое-что удалось. Однако в целом Она добилась успеха. Иначе как объяснить такую глупость, как извержение Сета. — Хрю-хрю — передразнил Мененхетет. — И то, что Он провалился в сон, не заметив, что Его семя осталось в руке врага. Можно ли в это поверить? Он грезил о том, как Его извержения обретут, капля за каплей, знание всех тайных поворотов в недрах Хора. Уверяю тебя, что в сумятице звуков Своего храпа Сет предвкушал оргии обладания в грядущие годы. Теперь Он был уверен, что Хор не сможет скрыть от Него никаких тайн, доверенных Ему Осирисом. Сладкие сны! — сказал Мененхетет. — Лишь взглянув на руку Хора, Исида воскликнула: «Семя Сета густое, как серебряное молоко», — ибо все то, что находилось на ладони Хора, теперь стало тяжелым и блестящим, как луна. Это жидкое серебро, не более (но и не менее!) чем сущность семени Сета, стало нашим первым шариком ртути. Исида, теперь уже полностью восстановившая Свою мудрость, подсказала Хору бросить этот сгусток ртути в болото, несмотря на то что каждая тростинка в нем окажется ядовитой. В результате жители нашего Египта, поедая мясо животных, которые пасутся в этих тростниках, стали столь же бесхребетными, как ртуть, и мы из великого народа превратились в людей, лишенных воли. Да, каждое извержение чресел наших Богов, которое не остается в теле другого Бога, порождает новую болезнь. Многое из того, что связано с Маат, покоится на этом непреложном правиле. Иначе бы Бога сеяли Свое семя повсюду.

Он перевел дыхание и улыбнулся: — Будь уверен, когда Хор бросил серебряное молоко в болото, оно унесло с собой кожу с Его ладони. Однако Исида дала Ему новую ладонь, втирая в саднящую плоть Его пальцев соки Своих бедер, и они оказались столь же целительными, как и молоко газели — хотя мы не будем останавливаться на подобных ласках. Собственно, я упомянул об этом только для того, чтобы сказать, что Хора так возбудил шелк Его новой кожи, что Он немедленно извергся в него, а такое извержение, как Ему тут же заметила Его Мать, вскоре окажется драгоценным.

Мененхетет кивнул, а я тем временем смотрел, как Исида вела Хора обратно в лагерь Сета. Пройдя мимо Его храпящего тела, полного грубых и плотских снов, Они забрели в сад, где теперь в большом количестве рос салат-латук. Хор заверил Ее, что во время пиршества, когда Они ели мясо дикого кабана, Сет часто запихивал кочаны этого салата Себе в глотку и, едва не задыхаясь, с выпученными глазами, с почти разошедшимися челюстями сокрушал зубами листья и проглатывал все целиком. «Никто, — сказал Хор, — не может есть салат-латук так, как делает это Сет». Теперь, по знаку Исиды, Он разбросал семя из Своей руки по всему полю, и оно упало, разлетевшись многими нитями, и прозвенели тонкие звуки, сложившись в удивительную музыку. Эти длинные струны влаги тронула жизнь живых или, иными словами, в них отозвались все потрясения грядущих войн, даже звуки рогов и труб, в которые еще никто не трубил. Музыкальный вздох догнал Исиду и Хора уже на краю поля, но теперь это был лишь тихий шорох лап несметного множества пауков, оставивших сад после вторжения в их паутину нитей, брошенных Хором. Как блистал свет луны! По пути домой Исида пела Хору колыбельные песни. — Очевидно, — сказал Мененхетет, — путь Его возмужания был неровным, однако этим утром произошли два события. Сет проснулся и сожрал еще массу салата, а Хор стал любовником Исиды.

Увидев, какой интерес вызвало у меня это замечание, мой прадед поднял руку. — Об этой связи я скажу несколько слов, но только после того, как мы закончим. Ибо сейчас достаточно знать то, что к утру Хор стал мудрым, а Сет ворочался в постели, обуреваемый гордостью человека, одержавшего победу накануне ночью. Он ощущал на Своих чреслах запах стыда задних щек Хора, что приятно щекотало Его самолюбие. Итак, Сет строил грандиозные планы. Еще до того, как в разгар полдня Ра поднялся во весь рост, Сет уже созвал всех Богов.

Собранные в спешке, Они сгорали от любопытства, и Они услышали речь, исполненную силы. Сет облачился в красные одежды, цвет которых был ярче Его кожи, в Его голосе ревел огонь. Он сказал: «В тот день, когда Хор и я сражались, победа должна была достаться Мне. Его голова была в грязи. Однако, воспользовавшись Моим потерянным пальцем, Он выскользнул из Моих рук — уловка, которой научила Его Мать. Его кровь подобна молоку Его Матери. С того момента это уже было не состязание, а одно воровство. Вы сами видели. Его Отец — тот, кто прикидывается Моим судьей, — приказал нам пойти и отпраздновать это событие. Что Мы и сделали. И теперь Я скажу Вам: Я — победитель. Ибо ночью Я славно покатался у Него на спине, и Я был велик, как дерево, которое вырастает из ореха. Поток, извергшийся из Моих чресел, вошел в презренное заднее отверстие юного Хора, стоящего здесь, рядом со Мной. Смею заметить, что Он блеял, как овца, и курлыкал, как голубь. Он принадлежал Мне. Поэтому Я говорю: не делайте Его Повелителем всех Живущих, иначе всякий раз, входя в Его недра, Я буду красть какой-нибудь секрет.

Лучше когда большие полномочия вручают сильным. Пусть Хор будет Моим помощником. У Него слабые бедра».

Сет ожидал, что Хор станет нападать, и был готов к этому. Однако Хор лишь закинул назад голову и расхохотался. Судьям Он сказал: «Я слушал со спокойным и счастливым сердцем. Мой Дядя — маленький, тощий человечек с громким голосом. Он каркает, как ворона. Он лжет. На самом деле это Я взвалил на Себя бремя путешествия по Его высохшим трещинам, и Я сделал это просто от скуки. Мои уважаемые судьи, попробуйте послушать целую ночь, как Мой Дядя выпускает ветры. Клянусь, по Мне, так лучше швырять копье в болото. Эти старики такие грязные!»

Сколь многому научился Хор за ночь, что провел с Исидой! Должно быть, масло Ее бедер содержало больше, чем молоко газели. У Сета не было выхода. Он выхватил Свой меч. Хор ловко увернулся, и, по знаку Осириса, придворные воины удержали Сета.

Ясным, чистым голосом Хор сказал: «Пусть Боги призовут Наше семя, испущенное прошлой ночью. И пусть это семя скажет, кто говорит правду». Сет согласился так же быстро, как и другие, и Тоту было приказано стать между спорящими. «Наложи Свою руку на ягодицы Хора, — приказал Осирис, — и вели голосу, что пребывает в семени Сета, чтобы тот назвал себя». В голосе Самого Осириса не было уверенности. Он сомневался в Своем Сыне.

«Я обращаюсь, — сказал Тот, — к этому семени Сета. Скажи Нам, где ты. Говори оттуда, где ты оказалось». Издалека, с болот, раздалось громкое и тяжкое кваканье ртути. В воздухе повисло зловоние погубленного тростника, и Боги завопили, что семя Сета — эта мерзость! — было, вероятно, излито в болото.

Затем Тот положил свою руку на чресла Сета, вернее, туда, куда осмелился, так как Сет весь трясся от ярости, однако Тот продолжал говорить те же слова, обращаясь к семени Хора. Проявится ли оно? Прямо из ягодиц Сета вылетел голос. То был сильный, сладко пахнущий ветер, и он сказал: «Я — обличье семени Хора». Этот ветер был исполнен свежести салатных листьев. Боги зашумели. Ибо теперь Они знали, что Хор побывал в Сете.

Этим бы дело не кончилось, и Сет, вероятно, задумал бы новую месть, но, по возвращении в лагерь, Он обнаружил, что забеременел. Бог может зачать дитя через рот или через задний вход, но, если мы знаем, что это был рот, то Сет этого не знал. Позорная беременность! Появилось существо — полумужчина, полуженщина, и вскоре умерло от удушья, пытаясь любить самое себя. Сет и сейчас остается

Повелителем Молнии и Богом Грома, но Он пребывает в замешательстве. Он тучный, почти неподвижный Бог, не уверенный — сказал ли Он правду или действительно был опозорен. Поэтому сейчас Он безумен. Познать спокойствие ума для Бога труднее, чем для человека. — Мененхетет вздохнул. Движениями, такими же неспешными и сосредоточенными, какими старая ведьма распускает ткань из множества узлов, он поднялся, подгоняя один сустав к другому многократно раскачиваясь вперед и назад, покуда не встал прямо. — Ты готов? — спросил он.

— Ты не рассказал о связи Исиды с Хором.

— И не собираюсь. Они остаются самыми сильными среди Них.

— Но мне ведь надо знать больше. Что, если мне придется встретиться с кем-то из Богов в Стране Мертвых?

— Ты с Ними не встретишься. Они живут на вершинах. Ты не узнаешь Бога, покуда не увидишь высокую гору. — Он вновь вздохнул. — Я скажу только, что у Исиды и Хора была долгая связь. Она еще продолжается. Я шепну тебе, что сожительство с Сыном поддерживает видимость Ее верности Осирису. И Он спокоен и благословил эту связь. Их действия не умаляют Его достоинства, но лишь укрепляют надежность Их семьи. И связь эта дала Хору много мудрости, столь необходимой Повелителю всех Живущих. Она также принесла Исиде больше удовлетворения, чем могла бы ожидать от совокупления с соколом Богиня с коровьей головой. Ибо для Себя Хор избрал облик этой жестокой птицы. Теперь Ему уже никогда не придется волноваться по поводу Своих слабых ног, и каждый Фараон почитает Его крылья. Следует сказать, что Бог Хор, вошедший в полную силу, вовсе не походит на прежнего юношу, и Он стал так же велик, как и Его Отец. Такова мера знания, полученного Им от Исиды.

Затем мой прадед наклонился ко мне: — Пришло время начать наше путешествие по Херет-Нечер, — сказал он. — Ты готов?

Я ощутил детский страх перед всякой силой, пребывающей за дверью этой гробницы. Однако мне оставалось лишь согласно кивнуть.

Когда мы вышли в ночь, Мененхетет хлопнул в ладоши. Без сомнения, он хотел ознаменовать конец одних чар и начало других. Я подождал, но необычайным было лишь зловоние его дыхания. Мы вновь очутились на нашей дорожке Города мертвых.